Харун Сидоров
Ислам и будущее белой расы
1. Ислам и раса: постановка вопроса
Взаимоотношения Ислама и расы – вопрос, приобретающий все большую злободневность и требующий серьезного и откровенного осмысления.
Для этого нужно вывести за скобки пристрастные позиции по этому вопросу и рассмотреть его, как он есть.
Если речь идет о мусульманах, пристрастными являются два полярных подхода, оба субъективные и пропагандистские.
Первый – это хорошо известная мантра о том, что де «в Исламе не существует наций и рас», подобные плоскому пониманию евангельского изречения о том, что в христианстве «несмь ни эллина, ни иудея, ни мужа, ни жены, но все во Христе».
Второй – родившиеся как реакция на очевидные несуразицы такой позиции направления вроде «Черного Ислама» или «Белого Ислама», утверждающие абсолютную беспроблемность сосуществования Ислама с расовой идентичностью, на практике, а не только в теории также вызывающие острые вопросы.
За скобки нужно вывести и дискурс о наличии «расы духа» в противоположность «расе плоти» (по Эволе), имеющий право на существование, но в данном случае представляющий собой уход от вопроса.
В данном случае мы будем говорить о расе в ее очевидном значении, а именно о белой расе, и предпримем попытку объективного обсуждения ее соотношения с Исламом в практическом и доктринальном аспектах.
2. Ислам и современный Запад
Уязвимость позиции «Белого Ислама» заключается в очевидной констатации того, что подавляющее большинство мусульманских иммигрантов на Западе не являются белыми, в связи с чем увеличение их количества выглядит как явный вызов расово однородной среде белых обществ.
Сразу необходимо определиться с тем, что происходит с белым Западом и какое отношение к этому имеет Ислам.
Белый Запад (Север) стремительно исчезает за счет наводнения многочисленными инорасовыми иммигрантами, в том числе мусульманами.
Какую роль в этом процессе играет Ислам? То, что он приходит на место исчезающих белых христианских обществ это факт, но является ли он причиной или следствием их исчезновения?
Ответ на этот вопрос очевиден не только с теоретической, но и с самой что ни на есть практической точек зрения – Ислам не является причиной исчезновения Белого Запада. Больше того, крайне важно подчеркнуть, что белый Запад исчезает и будет исчезать безотносительно Ислама, потому что раса и религия нетождественны.
Любой, кто имеет возможность наблюдать за расовой эволюцией крупных западных городов, подтвердит, что облик их обывателей стремительно меняется вне зависимости религии и культуры.
Все больше и больше даже носителей самой что ни на есть западной культуры и христианской или пост-христианской идентичности уже не являются белыми в расовом отношении. Это либо потомки ассимилировавшихся иммигрантов в том или ином поколении, либо смешанных браков между ними и местным населением, каковых становится все больше.
На их фоне особо выделяются религиозные мусульмане, но выделяются не столько в расовом, сколько в культурном отношении. Так, ассимилировавшийся иммигрант азиат или африканец, выглядящий по-западному, уже никому особо не режет глаз, чего нельзя сказать не только о его сородичах в традиционных исламских одеждах, но и об обличенных в таковые вполне себе белых турках, албанцах или боснийцах.
Это очень важно понять, чтобы констатировать – безотносительно того, во что завтра будут верить или одеваться европейцы, их расовый облик в любом случае будет меняться, а именно меняться в направлении утраты белой монолитности. И во всех спорах о мультикультурализме речь уже не идет о том, как сохранить Запад однородным в расовом отношении, но только о том, как сохранить его однородным в смысле «культуры».
В этом отношении Ислам воспринимается как угроза Западной цивилизации именно постольку, поскольку он очевидным образом оспаривает ее культурные ценности и однородность, в отличие от инорасовых иммигрантов, желающих и способных их принять. Вот почему целью антиисламского проекта на Западе является не пресечение инорасовой иммиграции и защита белого расового типа от замещения и смешения, но устранение Ислама как мировоззренческой системы, препятствующей ассимиляции необходимых Западу иммигрантов в его «культуре».
С Исламом или нет, Запад сегодня и завтра необратимо перестает быть расово монолитным, белым, следовательно, вопрос стоит только о том, будет ли он «мультикультурным», что предполагает возможность наличия обособленной группы мусульман, или монокультурным плавильным котлом.
Какую роль Ислам играет во всех описанных процессах? Очевидно, что появление Ислама на Западе не есть их причина, но есть их следствие. Все очень просто – когда Запад открыл двери для инорасовых иммигрантов, наряду с теми, кто хотел принять его систему ценностей и стандарты, в него хлынули и носители принципиально отличной ценностной системы – Ислама.
Это порождало серьезную проблему, ибо Западу, которому по ряду причин нужны чужие руки, ноги и гены, оказались совершенно не нужны чужие ценности и культуры. Поэтому Ислам, настаивающий на их сохранении своими носителями, объективно превратился в препятствие для необходимой Западу ассимиляции иммигрантов, а также источник потенциальной дезинтеграции социального и политического единства на культурной основе.
3. «Религия белого человека»
Когда сегодня говорят о вызове со стороны Ислама христианской Европе, зачастую подразумевается, что христианство является религией белой расы, которой противостоит Ислам как мультирасовая альтернатива.
Что ж, надо признать, что именно христианство в свое время стало религией белого Севера. Это было действительно уникальное время.
Во-первых, тем, что в период, примерно совпадающий с приходом христианства, возникает такой феномен как белая Европа – единство пространства и расы.
Надо понимать, что такое единство не было вечным и изначальным ни для расы, ни для пространства. Для расы, потому что с незапамятных времен индоевропейцы мигрировали по всему миру, иногда растворяясь и оставляя свой след в других расах, как, например, в случае с айнами, иногда оседая рядом с ними, частично смешиваясь и образуя новые культуры, как арии в Индии.
Для пространства, потому что Европа не была землей одной расы – наряду с безусловно европеоидной северной и атлантической расами ее населяли и средиземноморская, и динарская расы, происхождение которых не столь очевидно. Из смешения с ними в Центральной Европе, наиболее вероятно возникла альпийская раса, на генезис же восточноевропейской оказали влияние волны с Востока, генетическое воздействие которых на Европу гораздо глубже, чем появление венгров – угроязычного, пришлого по происхождению народа.
Христианизация Европы на определенный период, вплоть до начала эпохи новых колониальных открытий и миграций, с одной стороны, привязала европейцев к континенту, с другой стороны, провела по принципу религии черту, внутри которой происходила ассимиляция народов белой расы. Именно внутри этого пространства безусловно белая нордическая и атлантическая кровь, циркулируя и сообщаясь с другими христианскими народами Европы, обеспечивала формирование нового единства белой расы.
Нельзя сказать, что оно было безусловным – это только сегодня при столкновении с явно небелыми народами сложился такой миф. Внутри же этой белой Европы не прекращались распри о сомнительности происхождения между бритами и кельтами, галлами и франками, германцами и славянами, северянами и южанами.
Тем не менее, за многие века генетической притирки в Европе сложилось единство преобладающего вне зависимости от чистоты генеалогии фенотипа, который сегодня рассматривается как белый в широком смысле в противоположность небелым.
Роль христианства в этом процессе нельзя недооценить, потому что именно оно обеспечило единство многих промежуточных и смешанных расовых типов Европы с североатлантической кровью, за счет циркуляции последней сделав возможной их ассимиляцию в белой расе.
Долгое время христианство и было именно религией одной-единственной расы (за вычетом таких народов-изолятов как эфиопы или христианские общины арабов и ассирийцев в Исламском мире, отрезанные от Европы). Это способствовало тому, что смешение кровей происходило между родственными типами, способствуя консолидации белой расы и ее отгораживанию от других рас.
Такая расовая изоляция христианского Севера продолжалась вплоть до открытия Америки, а именно Южной Америки, где с приходом католиков испанцев и португальцев стали возникать новые, цветные расы латиносов.
Своего рода реакцией отторжения на эту начавшуюся христианскую глобализацию стало обособление северного протестантизма с его ярко выраженным расизмом. В отличие от католиков, везде, где появлялись протестанты, будь то англосаксы или голландцы, они создавали апартеидные общества, ограждавшие белых переселенцев от смешения с местным населением.
Впрочем, и англосаксонский протестантизм продержался лишь на несколько веков больше. Ведь как бы того же Барака Обаму ни попрекали отцом-мусульманином, факт в том, что он сам является американским баптистом, как и миллионы его сородичей - афроамериканских евангелистов, пятидесятников, методистов, пресвитерианцев и т.д.
Христианская глобализация, начавшаяся с католической контрреформации в Южной Америке и миссии в Африке, а также массовой экспансии евангелистов в страны Третьего мира покончила с белым христианством, как и капиталистическая глобализация расправляется на наших глазах с белым Западом.
4. Христианство: религия – культура - цивилизация
Для понимания судеб Запада и западного, белого христианства одним из ключевых мыслителей является Освальд Шпенглер, автор провидческого «Заката Европы».
Именно ему принадлежит фраза, описывающая логику появления белого христианства: «Христианство умерло, растворившись в культуре». Правда заключается в том, что провозгласив, что он создан «по образу и подобию Бога», на самом деле, белый человек сам создал своего бога по своему образу и подобию. Современный русский консерватор Михаил Ремизов, вторя на свой манер Шатову из «Бесов» Достоевского, честно формулирует религиозное кредо такого белого христианства: «Я не знаю, создал ли человека Бог, но я точно знаю, что человека создало христианство».
Такое христианство стало ничем иным как белой культурой, то есть способом культивирования белого человека на основе мифа богочеловечества, имеющих лишь номинальную связь с религией еврейского пророка Иисуса, мир ему.
Однако земная драма белого христианства состояла в том, что сама культура, в которой растворилось христианство, со временем сама растворилась уже в цивилизации.
По Шпенглеру, культура – это живой организм, который на Западе возник и раскрылся благодаря сочетанию города и деревни, связующим звеном между которыми является поместная аристократия. В этом организме город выступает как средоточие духа нации, крестьянство является ее плотью, а поместная аристократия является ее душой.
Однако природа города для культуры, по Шпенглеру, является двойственной – если в городе, который можно определить как национальный, рождаются высокая культура и нация как ее носитель, то в мировом городе, в который он со временем перерождается, они находят свою смерть.
И здесь Шпенглер вводит новое понятие, чтобы охарактеризовать то, во что со временем превращается культура – цивилизация. Если культура является органическим феноменом, связанным с природой, то цивилизация – целиком механическим, принадлежащим голой технике.
В этом смысле надо отдавать себе отчет в том, что цивилизация в понимании Шпенглера представляет собой не отграниченный от других «культурно-исторический тип», но единую мир-систему, опорой которой являются «мировые города». И если культура живет благодаря циркуляции крови, то цивилизация – исключительно денег, храмами которых являются мировые города.
Сама сущность мирового города, являющегося центром генерации и циркуляции денег, предполагает вовлечение в него все больших и больших человеческих ресурсов ради нарастающих темпов развития, которым больше не может соответствовать прошедшая через урбанизацию основная нация. А так как в таком положении оказались почти все нации белой расы, это делает неизбежной практически повсеместную деевропеизацию мировых городов.
Что же является мотором этой мультирасиализации мировых городов – форпостов западной цивилизации? Бесспорно, финансовый капитал, являющийся, в соответствии с ревизией Карла Шмитта применительно к нашим временам группой новых левых, ее подлинным сувереном.
Финансовый капитал порождает и ускоряет цивилизацию, та в свою очередь уничтожает белую расу, а как же со всем этим соотносится христианство?
Здесь будет уместно предоставить слово теоретику, который из совершенно иных посылок предвосхитил выводы правого Шпенглера – левого Карла Маркса. В своей работе «К еврейскому вопросу» он следующим образом описал эту эволюцию христианства на Западе от культуры к цивилизации:
«Христианство возникло из еврейства. Оно снова превратилось в еврейство. Христианин был с самого начала теоретизирующим евреем; еврей поэтому является практическим христианином, а практический христианин снова стал евреем.
Христианство только по видимости преодолело реальное еврейство. Христианство было слишком возвышенным, слишком спиритуалистическим, чтобы устранить грубость практической потребности иначе, как вознесши ее на небеса. Христианство есть перенесенная в заоблачные выси мысль еврейства, еврейство есть низменное утилитарное применение христианства, но это применение могло стать всеобщим лишь после того, как христианство, в качестве законченной религии, теоретически завершило самоотчуждение человека от себя самого и от природы.
Только после этого смогло еврейство достигнуть всеобщего господства и превратить отчужденного человека, отчужденную природу в отчуждаемые предметы, в предметы купли-продажи, находящиеся в рабской зависимости от эгоистической потребности, от торгашества».
Итак, мы видим, что в свое время своей интеграцией Европы и ее изоляцией от иноверцев христианство способствовало консолидации белой расы. Став религией, а точнее культурой Белого человека, христианство фактически стало ариохристианством, отождествившим принадлежность к Церкви спасенных и принадлежность к расе избранных.
Однако будучи культурой, оно оказалось бессильной перед вызовом цивилизации, которая взорвала ее организм изнутри, как социально-экономически, так и идеологически.
На смену феодальному укладу, прикрепляющему белого человека к земле, корням, сословию и месту, пришел капиталистический, отрывающий его от всего этого и бросающий в бездушную среду мирового города, привлекающего в себя все больше и больше цветных.
И тогда на смену ариохристианству как религии западной культуры приходит иудеохристианство как религия западной цивилизации, о которой писал Маркс. Эта религия уже обращается не к белому человеку традиционного сословного общества, но к атомарному человеку мирового города, оторванного от корней, подавленного технократической цивилизацией, но жаждущего утешения, которое ему предлагает Мировая Церковь.
Единственная этническая привязка, которая еще осталась у такого христианства, это привязка к «богоизбранному народу», в среде которого оно и возникло, но не народу пророков и первосвященников, а народу банков и бирж, разрушающих традиционный уклад как белых христиан, так и иудеев.
5. Ислам: цивилизация ex nihilo
А какова же социальная сущность Ислама?
В отличие от христианства, которое родилось как антисистема Римской цивилизации и затем мучительно преобразовывалось в культуру на ее обломках, Ислам, стремительно утвердив свою власть, изначально был не культурой, но цивилизацией.
Действительно, только чудом можно объяснить то, что из полукочевого уклада арабов-бедуинов за жизнь одного-двух поколений сразу возникает мировой город – Дамаск, в котором организуются имперский правовой и политический порядок, ориентированный на глобальную экспансию. Именно он становится форпостом для его продвижения, создания и утверждения новой ойкумены в ключевом для судеб цивилизации регионе – Средиземноморье, на ее Юге, с которого арабы на какой-то момент продвигаются почти до середины Франции.
Мы должны хорошо понимать социальную подоплеку этих событий - новый порядок несли на своих мечах и копьях люди родоплеменного общества, всю историю находившегося на задворках империй и цивилизаций. Нечто схожее можно найти в примере монгольских племен, завоевавших полмира, однако, монголы не смогли создать никакой цивилизации – вот в чем принципиальная разница.
Вчерашние же кочевники получили в свои руки трансцендентную систему мировоззрения и права, которая называется религией Ислам, но которая сама определяет себя словом Дин, что можно перевести как всеобъемлющий и универсальный Закон, по сути, именно цивилизацию.
Ее вторым отличием от чисто захватнического порядка монголов было и то, что она утверждалась не как этнократическая, но как глобалистская, вовлекая в себя многочисленные народы, принявшие ее паттерн.
В этом смысле цивилизация Ислама очень быстро становится мультирасовой – начиная с перенесения ее центра в Багдад, стремительно формируется общность, которая считается арабами, но которые являются такими лишь по языку. Арабы по крови остаются лишь в отдельных очагах среди племен и отдельных провинций Старой Аравии, тогда как весь эпицентр нового Халифата Аббасидов был полиэтническим сплавом на основе Ислама и арабского языка.
Весьма интересно, что если этот, юго-восточный вектор цивилизации Ислама был обращен на народы, которые можно либо с трудом назвать, либо вообще нельзя назвать «белыми», то с ее западным вектором дело обстоит принципиально иначе. Так, династия Оммеядов, спасшись от захвативших власть Аббасидов на западной окраине аль-Андалус, положила начало цивилизации, основанной на сплаве изначальных, этнических арабов, т.е. в основе своей европеоидов (не надо их путать с последующими «арабами») с местными племенами готов, вандалов и романо-иберийцев.
Западная Исламская цивилизация Андалусии была бесспорным цивилизационным лидером своего времени как в Европе, так и в Исламском мире. Именно здесь расцветали науки, новые искусства и стили архитектуры, правовая, естественнонаучная и политическая философия. И основным ее носителем был тот переплавленный генотип, который и при ней, и после ее гибели утвердился и распространился по обе стороны Средиземного моря, вобрав в себя гены арабов, германцев, сакалиба-славян, иберийцев, потомков которых сегодня можно встретить как в Испании и Португалии, так и в странах Магриба.
Вторым европейским проектом цивилизации Ислама на полтысячелетия становится Османский халифат. И здесь повторяется модель плавильного котла на европейской почве – придя в Анатолию из Центральной Азии, за несколько веков скрещивания с потомками византийцев и славянами, Османы из тюрков превращаются в выраженных европеоидов по крови. Европеоидным был костяк всей военно-политической элиты османов, кадры которой черпались из янычар – отборных детей различных народов Империи, а также часто из европейских иммигрантов, уже не говоря об исламизированных белых народах – боснийцах, албанцах, мусульман-болгар и т.д.
В обоих цивилизационных проектах тиглями для такой расовой переплавки во многом становились их центры – мировые города: Кордова, Стамбул.
Возникновение крупных городов (Дели, Бомбей, Калькутта) можно считать точкой отсчета для становления еще одной версии Исламской цивилизации – Великих Моголов, охватившей огромные массы людей и территорий Большой Индии, включая нынешние Кашмир, Пакистан, Бангладеш.
Это уже была великая цветная цивилизация, хотя и с сильной ролью арийского элемента – ведь Ислам приняли как раз в основном жители и роды Севера, где наиболее сохранился белый тип.
Во всех этих случаях мировые города становились центрами притяжения и карьерного и цивилизационного роста людей самого разного происхождения, преобладание тех или иных типажей среди которых обуславливалось исключительно объективными региональными условиями.
Поэтому, можно сказать, что если для христианства мультирасиализация была связана с кризисом наступления цивилизации (мир-системы) мирового капитализма на его закрытые аграрные культуры, то для Ислама, самого представлявшего собой альтернативную мир-систему, цивилизационный мультирасиализм изначально был в порядке вещей.
Для этого в Исламе существовали и доктринальные предпосылки. Если ряд христианских теологов из некоторых текстов Ветхого Завета выводил идею о превосходстве и богоизбранности белой иафетической расы, то известный хадис Пророка Мухаммада, мир ему и молитва, недвусмысленно гласит: «О люди, поистине ваш Господь один и ваш праотец один. Поистине, нет превосходства у араба над неарабом и у неараба над арабом и у красного над черным и у черного над красным, кроме как по богобоязненности» (передали имамы Ахмад, аль–Байхакы, Ибн Мардавайх).
В самом Коране говорится то же (перевод смыслов): «Мы создали вас мужчиной и женщиной, народами и племенами, чтобы вы знали друг друга, и самый благородный из вас – самый богобоязненный» (Сура аль-Худжурат, аят 3).
Показательно и различие в понимании генетической природы первочеловека Адама, мир ему, двумя религиями. Для многих христианских теологов раса Адама и, следовательно, нормативного человечества была белой, а ее изменение в последующем у многих народов объяснялось порчей человеческой природы грехом и их проклятием за него. По Исламу Адам, мир ему, был создан из земной субстанции, причем, что характерно, в преданиях говорится о том, что для этого была собрана и перемешана земля со всего света. Возможно, что это является указанием на факт, ясно подтверждаемый кораническими аятами – Адам, мир ему, был предком всех последующих людей, всех народов и рас, а это значит, что его геном содержал в себе возможность появления из него всех последующих генов.
В этой перспективе кристаллизацию различных рас и этносов из единого человечества можно объяснить их изоляцией и накоплением определенных генных признаков и вариаций в популяции в силу этой обособленности. Таким образом, раса выступает как нечто динамическое, подверженное эволюции, а ее первоосновой выступает единая, многовариантная и подвижная генная субстанция всего человечества – потомков Адама (Бану Адам). Это видение разительно отличается от статичной мифологии иудеохристианства, воспринимающей природу рас и народов как нечто раз и навсегда заданное и наделяемое сакральными признаками (в Исламе только одна «раса» – пророческая, из которой должен выйти Мессия, наделяется ими).
6. «Белые люди» Vs. «дикари»: о цивилизационной стагнации мусульман
Для большинства защитников западной цивилизации сегодня главным аргументом против мусульманского нашествия в страны Севера является не столько то, что мусульмане в массе своей небелые, сколько то, что они часто выглядят и ведут себя как дикари.
Так, например, чернокожий новый швейцарец или француз, одетый в костюм, знающий язык и усвоивший манеры обхождения своей родины, сегодня в большинстве случаев не будет вызывать никакого отторжения, а вот вполне себе белокожая турчанка, одетая в сомнительного вкуса балахон, очень даже да.
Действительно, печально признавать, но в своем большинстве мусульманские иммигранты на Западе дают местным жителям веские основания относиться к себе как к чуркам, тогда как немусульмане и оставившие Ислам иммигранты, часто вполне успешно интегрируются в местное общество.
Увы, далеко не всегда описанное есть продукт антиисламского религиозного шовинизма – последний, безусловно, имеет место, но не он определяет эти печальные реалии. Ведь есть немало случаев, когда с давлением, дискриминацией и даже гонением за Ислам сталкиваются успешные мусульмане-интеллектуалы, будь то иммигрант Тарик Рамадан или немец Андреас Абу Бакр Ригер, но у врага не повернется язык заявить, что они являются бескультурными дикарями.
В массе же своей мусульманская улица, как раз часто избавленная от дискриминации (хотя бы потому, что живет своей, геттообразной жизнью, минимально ей подверженной), производит на представителя цивилизации Запада наиболее непроглядное впечатление.
В сознании такого человека уже давно укоренился стереотип о "культурном превосходстве христианского мира над мусульманскими дикарями", словно бы иллюстрируемый многими современными мусульманами.
А ведь были времена, когда в варварскую Средневековую Европу наследие античной мысли и цивилизации пришло благодаря переводам многочисленных трудов их классиков на арабский, позволившим их сохранить. Времена, когда один лишь каталог книг, хранящихся в библиотеке Кордовы содержал в себе больше томов, чем все книги, хранящиеся в крупнейших западно-христианских библиотеках того времени. Причем об уровне развития обеих сторон наглядно свидетельствует то, что одним из первых действий христиан после реконкисты Испании был запрет и уничтожение десятков тысяч бань, построенных арабами...
В XVII веке, когда османы стояли под Веной, никому в Европе и в голову не приходило смотреть на них сверху вниз. Это был период, когда европейцы не только уводились в Порту силой, но и тысячами бежали в нее, видя в ней притягательный образец могущества, пространство развития и карьерных возможностей, в котором нашло себя множество европейских конвертов.
Не менее блистательным эталоном цивилизации была Империя Великих Моголов. Об уровне ее развития в сравнении с Западом исчерпывающе говорят сухие цифры: в том же XVII веке ВВП их огромной Империи составлял 25% от мирового против 4% у Англии. Так что, когда англичане – лидеры капиталистической цивилизации Запада пришли в Индию, они встретили там цивилизацию не менее развитую и более богатую, чем их собственная, сокрушить которую им удалось только благодаря военной силе. Больше того, сегодня можно с уверенностью говорить, что для Нового времени уничтожение Британией мусульманской Индии по своей значимости было сопоставимо с победой США над СССР, т.к. и в том, и в другом случае фактически открывало путь к мировой цивилизационной гегемонии.
Однако Homo Islamicus был носителем не только военной, как османы, или экономической, как моголы, мощи цивилизации. На пике своего развития мусульмане не только стояли на одном уровне или даже превосходили христиан по развитию теологической мысли, но и резко опережали их в светской, гуманитарной и естественнонаучной областях знания.
Весьма интересен пример такого человека как Ибн Хальдун, который показателен не только творческим наследием, но и характером своей личности, своего рода слепком эпохи и цивилизации Андалусии. Будучи выдающимся исламским теологом и практикующим шариатским судьей, он активно путешествовал по всему исламскому Средиземноморью и не только в поисках новых знаний и профессиональной практики. Что особенно впечатляет, что теолог и исламский правовед высочайшего уровня, он характеризовался открытым и острым гуманитарным мышлением, абсолютно не присущим религиозным мыслителям эпохи цивилизационного кризиса и закостенения мусульман.
Проницательный социолог, Ибн Хальдун формирует прорывную школу социальной и политической философии, эквивалентом которой на Западе лишь в ХХ веке становится Карл Шмитт. Ибн Хальдун своей циклической историософией предвосхищает Леонтьева, идеи которого позже воспроизводят Шпенглер и Тойнби. И это была не случайность – закономерные продукт развития авангардной цивилизации своего времени.
Но куда и почему все это исчезает? Военное уничтожение Исламской Андалусии всего лишь поставило точку в процессе ее упадка, одной из причин которого стало пресечение развития гуманитарных наук и мысли и уход в схоластические религиозные дискуссии. Известный исламский правовед Ибн Хазм рассказывал, что исламские ученые могли обсуждать второстепенные тонкости религии в момент, когда христиане один за одним захватывали мусульманские города и непосредственно подступались к ним.
Именно такие деятели от религии ранее настояли на том, чтобы объявить «ненужным знанием» гуманитарные науки, активно развивавшиеся в Андалусии, на многие века
сделав разучившихся самостоятельно мыслить мусульман заложниками интеллектуального превосходства вырвавшегося вперед Запада.
Интеллектуальный прорыв Запада происходит в эпоху светского Ренессанса и Просвещения, а мусульмане отстают именно благодаря религиозному ханжеству, что, казалось бы, иллюстрирует тезис о религиозном мышлении как препятствии интеллектуального развития.
Это было бы так, если бы не уже упомянутый выше Ибн Хальдун, фигура которого в наши дни по этой причине обретает стратегическую цивилизационную значимость для Ислама. Ведь он стал выдающимся мыслителем не вопреки религии, но будучи ее преданным знатоком и благодаря ее правильному пониманию, позволившему ему непротиворечиво совместить религиозные и светские знания. Причем, как это видно по Карлу Шмитту, к такому же консервативному синтезу в ХХ веке приходит и западная мысль, которой преодоление светских мифов и перекосов эпохи Просвещения через создание "политической теологии" лишь помогло поднять качество своей гуманитарной мысли.
Итак, с цивилизационного прорыва капиталистического Запада в Новое время его отрыва от былых конкурентов мусульман, начинается длительный процесс разрушения исламского цивилизационного доминирования и субъектности. Цивилизация Ислама одновременно разрушается в результате силового давления и подрывной деятельности извне и стагнации, переходящей в интеллектуальную капитуляцию западников и модернистов изнутри, причем, обе эти партии – стагнации (псевдо-традиционалисты) и капитуляции (модернисты, реформаторы) фактически подпитывают друг друга при мнимом противоборстве.
По этой причине с определенного момента фактически происходит деинтеллектуализация, а вслед за ней и децивилизация мусульман. Стагнация и закрепление колониальной зависимости приводят к безраздельному господству такого типа религиозного мышления, при котором интеллектуальное и цивилизационное развитие становятся возможными только вопреки религии, фактически при отказе от своего духовного «я».
Безусловно, эта интеллектуальная катастрофа не могла не сказаться на всем комплексе вопросов цивилизационного существования Ислама, а также состоянии простых мусульман, лишенных полноценной цивилизационной элиты, задача которой заключается в формировании и прививании всему обществу высоких цивилизационных стандартов, которые иначе просто не появляются.
Именно поэтому лишенные цивилизационного статуса, элиты и характера существования, даже вполне белые мусульмане сегодня воспринимаются как «дикари», на которых свысока смотрит «белый человек», читай, представитель цивилизации Запада, даже если цвет его кожи становится все и дальше от белого.
7. Ислам Vs. Запад: битва за глобальную цивилизацию
Каковы же перспективы взаимоотношений Ислама и Запада и роль белой расы в них?
Мусульмане, будучи потенциально носителями цивилизации даже в условиях ее отсутствия, то есть, того, что можно назвать цивилизационным комплексом, неизбежно будут представлять собой угрозу цивилизации Запада. Это так, потому что цивилизация в отличие от культуры есть система, стремящаяся к глобальному охвату и, следовательно, доминированию.
Это, не будем лукавить, относится к Западу, который не собирается строить христианский мир в христианских странах, но стремится навязать ценности либерализма, демократии и капитализма всему миру под видом "общечеловеческих".
Что касается Ислама, то он стремится, прежде всего, восстановить цивилизационный суверенитет своей системы в странах Исламского мира, что предполагает сопротивление утверждению в нем "общечеловеческих ценностей" Запада и проводников его влияния. Но это одна сторона вопроса.
Дело в том, что цивилизация Запада устроена так, что если какая-то часть глобального мира, особенно богатая ресурсами и людьми, выйдет из его системы и из под его контроля, она автоматически начнет рушиться. А в том случае, если конкурирующая система окажется жизнеспособной и сумеет продемонстрировать человечеству достойную альтернативу, она автоматически станет претендентом на роль нового мирового лидера.
Именно так это и было с Исламом в переломные моменты истории, когда население целых регионов, изнывающее от тирании агонизирующих империй, стремительно переходило в его веру и цивилизацию. В большинстве случаев причиной этого было то, что мусульмане в отличие от нашего времени являли собой привлекательный образец для подражания и даже восхищения и несли с собой новым народам жизнеспособную социальную модель, обновление и динамизм.
Сегодня, выводя за скобки основополагающую духовную составляющую противостояния Единобожия и идолопоклонничества, которая лежит в основе антагонизма цивилизаций Запада и Ислама, важнейшим вопросом противостояния господствующей западной цивилизации с цивилизационной оппозицией со стороны Ислама, как ни странно, являются финансы.
Несмотря на кажущуюся периферийность этого вопроса, Ислам уделяет ему важнейшее не только социальное, но и духовное значение. Недаром, риба, т.е. взимание ссудного процента, ростовщичество, являющееся основой основ финансовой, экономической и социально-политической системы западной цивилизации, является единственным грехом (кроме самого безбожия), которому Аллах, согласно Корану, объявил войну.
Объяснением этому является очень важный хадис, который гласит, что грех ростовщичества хуже, чем семьдесят три совокупления с собственной матерью. Таким образом, как видно, Ислам ставит финансовые извращения (а риба – это не только прямое взимание лихвы, но и целый ряд ростовщических транзакций, на которых базируется западный капитализм) в один ряд с тяжелейшими, омерзительными сексуальными извращениями.
И это можно объяснить абсолютно рационально. Ведь для эзотерической доктрины и элиты иудеохристианского Запада – масонства, интегрировавшего в себе новые банкирские элиты с частью деградировавшей аристократии, обменявшей кровь и честь на грязные деньги, именно сексуальные извращения являются тем, чем христианские таинства были для традиционной элиты ариохристианской культуры.
Давно не секрет, что именно гомосексуализм, как и другие психосексуальные перверсии является входным билетом в политическую, финансовую и культурную элиту безбожной цивилизации, тем, что позволяет ее представителям безошибочно отличать своих от чужих: «Мы с тобой одной крови – ты и я».
Для эзотерических и сексуальных первертов, держащих в своих руках контрольный пакет акций современной цивилизации, именно Ислам является красной тряпкой и угрозой № 1, после того, как они нейтрализовали христианские церкви и монархии и подавили последнее ариохристианское восстание в 1945 году.
Но если противостояние по вопросу отношения к извращениям в виде посягательств на "права человека" и их "защиты" очевидно, то противостояние на поприще финансов, здоровье или извращения в сфере которых на тонком уровне тесно взаимосвязаны с психосексуальной сферой, менее очевидно.
Действительно, какую альтернативу капитализму несет с собой Ислам, если он также признает и защищает частную собственность, свободу предпринимательства, коммерческие отношения?
В Коране говорится об этом (перевод смыслов): «Те, кто поедает рост, восстанут только такими же, каким восстанет тот, кого повергает сатана своим прикосновением. Это — за то, что они говорили: «Ведь торговля — то же, что и рост». А Аллах разрешил торговлю и запретил рост» (Сура аль-Бакара, аят 275) .
Нетождественность предпринимательства ростовщичеству в наши дни очевидна любому разумному человеку – они не просто не одно и то же, но именно ростовщичество, банковский капитал, являющийся основой создания монополий, и есть главный враг свободного предпринимательства в наши дни.
Динамика вытеснения малого и среднего бизнеса надутых кредитами сетями уже давно очевидна. Как следствие – бесперспективность малого предпринимательства, семейного бизнеса, особенно в провинциальных городках. Чем вести обреченную борьбу за выживание западная молодежь все больше стимулируется переезжать в крупные города и вести существование менеджеров крупных компаний и сетей, винтиков в громадных механизмах бездушной обезличенной системы.
Кардинальным социальным последствием этого экономического процесса является сокращение и выдворение на задворки общества самого типа свободного горожанина-предпринимателя, который в былые времена и был становым хребтом западной бюргерской культуры. Сегодняшний представитель среднего класса – это не собственник, а заложник бесконечных кредитов, в которые он живет, и раб крупных компаний, без которых он неспособен за них расплачиваться. Как следствие – стрессы и депрессии, кризисы среднего возраста и поздние браки, невротизированные семейные отношения и демографический упадок.
Кстати, показательно, что на фоне менеджеризации, фактически той же пролетаризации западного бюргерства, ниша малого и среднего бизнеса все больше заполняется иммигрантами. Отчасти это происходит потому, что у них нет альтернативы карьерного роста в среде белых воротничков, отчасти же, потому, что те из них, что не утратили связи с Исламом, генетически представляют собой тот дух свободной торговли, что вытравливается из белых иудеохристианской цивилизацией.
Ключевой вопрос социально-экономического антагонизма двух этих парадигм сегодня определился вполне четко – это вопрос денег. Узурпация их эмиссии центральными банками и принуждение населения к обороту кредитных билетов, обеспечиваемых кредитными операциями (то есть, ростовщичеством), известных как «бумажные деньги», неизбежно означает монополистическую концентрацию капитала и подавление малого и среднего бизнеса, кабальную зависимость реального сектора экономики от виртуальных финансов, господство ростовщиков, через систему элитных клубов связанных голубыми узами с обслуживающих их и обслуживаемых ими масс-медиа, шоу-бизнесом, политическим классом.
Что это значит? Это значит, что и дальше будет исчезать тип свободного белого человека, отца семейства – горожанина-предпринимателя или крестьянина-фермера и происходить его выталкивание в беловоротничковый пролетариат – класс атомизированных городских сумасшедших, невротиков, метросексуалов, феминисток, чайлд-фри и гомосексуалистов.
Вполне логично, что за поддержку такого больного белого человека до недавнего времени боролись две бутафорские партии, на самом деле являющиеся двумя балансирами единой правящей элиты.
Одна – партия статус-кво, т.н. «консерваторы», опирающиеся на тех, кто доволен своим положением, особенно в периоды стабильности и роста. Вторая – т.н. «социалисты» или социал-демократы, мнимая оппозиция, которая заключается не в стремлении изменить систему, но исключительно заставить ее раскошеливаться в пользу неимущих (очень часто профессиональных тунеядцев-иждивенцев), что может продолжаться только до тех пор, пока истощенный бюджет не вынудит правительство «затянуть пояса».
Однако с определенного момента утративший свою свободу белый человек столкнулся с тем, кто заместил его в его традиционной нише городского предпринимателя-собственника, бюргера – мусульманским иммигрантом. И это создало предпосылки для появления третьей разновидности системных партий, национал-популистов, тех, кто призывает «гнать их», при этом не предлагая устранять самой причины, которая привела к замещению ими белого бюргерства – капиталистической пролетаризации.
Ну, а какое же место во всей этой композиции занимает Ислам, не как религия и не как синоним культуры понаехавших, но именно как цивилизационный фактор? На его передовой в Европе неслучайно оказались малые и средние предприниматели, торговцы и участники обслуживающего сектора, хозяева и арендаторы магазинчиков и забегаловок.
Ведь интересы именной этой категории людей наряду с обездоленными, нуждающимися в распределении закята (но на Западе эта проблема не стоит), в первую очередь и выражает социальный Номос Ислама.
Помимо того, что Ислам предполагает обобществление природных ресурсов и перераспределение сверхдоходов в пользу нуждающихся, что, как уже было сказано, актуально для развивающихся стран, он гарантирует ряд важнейших принципов, которые в высшей степени актуальны и для Запада в свете описанных выше процессов.
Во-первых, Ислам признает право людей на реальные деньги и необходимость замены ими виртуальных т.н. «бумажных денег», которые навязываются им принуждением государства, стоящего на службе у банков.
В первую очередь речь идет, конечно, о золотых и серебряных монетах – динаре и дирхаме – ценность которых заложена в них самих и не зависит от определения государством и центральными банками. Такие деньги защищены как от произвола государства, так и от инфляции капиталистических «бумажных денег», в саму программу которых встроена инфляция как отражение ростовщического принципа «роста».
Но в исламском обществе также могут существовать и бумажные платежные средства (фулус), но механизмы их эмиссии принципиально отличаются от банковских «бумажных денег», потому что фулус в отличие от них – добровольное расчетное средство, что требует от эмитентов обеспечивать его реальными активами и товарным балансом, а не принудительное, как современные «деньги», которые по причине их безальтернативности можно надувать «воздухом» ростовщических транзакций.
Однако если в организации эмиссии и оборота подобных средств заинтересованы крупные производители, торговцы и их объединения, то от признания за каждым права свободно выбирать валюту расчетов, включая физические деньги (золото, серебро и т.д.) выигрывает, прежде всего, тот самый средний горожанин, который был опорой как западной культуры, так и исламской цивилизации.
Во-вторых, крайне важным, но преданным забвению положением Исламского права является необходимость обеспечения каждому желающему доступа к свободным торговым помещениям.
Исламский правитель (султан, амир) обязан организовать в каждом городе открытый рынок, куда каждый может придти и торговать своей продукцией без взимания за это арендной платы, т.к. строительство и содержание таких площадей является шариатской обязанностью правителя. На таких рынках запрещена резервация мест, максимум, возможно разграничение рядов в зависимости от вида продаваемой продукции, в остальном же, место занимается каждый день тем продавцом, который придет торговать на него раньше.
В наши дни крупные сети выдавливают мелких производителей и продавцов из торгового рынка, скупая огромные площади и застраивая их супермаркетами. Грабительские условия приема и реализации в них продукции приводят к ее фактически демпинговому удешевлению, тогда как частные предприниматели вынуждены арендовать торговые площади под свои магазины за неоправданно высокие цены, которые делают их товары неконкурентноспособными по сравнению с супермаркетами. Как следствие – массовое разорение частных магазинчиков в европейских городах, уничтожаемых надутыми кредитами торговыми сетями.
В-третьих, следовательно, это подавление ростовщичества, ибо, как это видно на примере с торговлей, именно процентные кредиты и другие способы привлечения денег из воздуха, выступают аналогом запрещенного допинга в спорте, который помогает добиться преимущества в конкуренции не с помощью труда и умения, но с помощью тех ресурсов, которые по определению недоступны для десятков и сотен тысяч малых и средних предпринимателей.
Исламская система не запрещает кредитование, но запрещает ростовщичество и производство денег из воздуха. Кредитование, по Шариату, может осуществляться не под заданную процентную ставку, которая должна быть возвращена вместе с кредитом вне зависимости от показателей бизнеса, но под участие кредитора в прибыли, что стимулирует его участвовать в развитии финансируемого проекта, ибо иначе он не только не получил прибыли, но и не вернет вложенных в него средств.
Естественно, это перепрофилирует банковские и прочие финансовые структуры из паразитических, ростовщических структур в финансово-производственные, способствует широкой кооперации производителей, торговцев и финансистов.
В-четвертых, из этого естественно возникает отраслевая самоорганизация предпринимателей (ахилык), которые помимо установления и поддержания в своей среде этических норм и стандартов бизнеса, качества продукции и т.п., зорко стоят на страже своих интересов, в частности, препятствуя возникновению монополий и ростовщичества как обращением с желобами в суд, так и при необходимости прямыми уличными акциями.
Все эти пункты направлены на радикальную защиту тающего класса бюргера, на котором в свое время стояла белая христианская культура. Поэтому неслучайно, что ее поборники, такие как Рон Пол в США выступают во многом со схожих позиций, в частности, предлагая запретить Федеральную резервную систему и разрешить хождение золотых и серебряных монет и слитков.
Прямые параллели с этими принципами Шариата можно найти в первой, еще революционной программе немецких национал-социалистов, призывавшей к запрету ростовщичества и национализации торговых сетей с целью распределения их торговых площадей между мелкими предпринимателями. Впрочем, заручившись поддержкой крупного капитала, о них Гитлер благополучно забыл, но для истории этот пункт, инспирированный непримиримым противником ростовщичества, позже попавшим в опалу Готфридом Федером необходимо запомнить.
8. Белый мужчина перед нелегким выбором
Итак, в каком же положении сегодня, в начале ХХI века оказался белый человек?
С одной стороны его собственная цивилизация превращает его в пролетария кредитно-потребительского общества в силу глобализации и демографической трансформации западного общества, закономерно и неизбежно приобретающего мультирасовый характер.
Оппозицию этой мир-системе представляет собой Ислам, предполагающий защиту интересов малого и среднего предпринимателя, горожанина-собственника, то есть, по идее, белого бюргера.
Однако вот в чем проблема – будучи также глобалистской цивилизацией, причем, оппозиционной западной иудеохристианской, исторически сформировавшейся на основе Белого Запада, Ислам не собирается защищать его именно как белого бюргера, а также его привычный социальный уклад, сформировавшийся как единство пространства и расы.
Это так, во-первых, потому что Ислам доктринально глобалистичен и отрицает затхлый дух национализма, пропитывающий и стагнирующий западные страны. Во-вторых, потому что его носителями в Европе сегодня являются главным образом не коренные европейцы, что дало бы возможность проводить политику гипотетического Европейского Эмирата в нужном для белых автохтонов направлении, но инорасовые иммигранты, противостоящие антиисламскому расизму.
Что в этой ситуации остается белым народам?
Есть позиция уже упомянутого выше Рона Пола, аналоги которого можно найти в Европе, заключающаяся в необходимости националистического изоляционизма, то есть превращения западных стран из эпицентра мировой цивилизации в осажденную крепость, обороняющуюся от нее.
Но готовы ли европейцы к вытекающим из такой автаркии последствиям, а самое главное, возможно ли это сделать в их положении? Ответ на оба эти вопроса явно отрицательный.
Кроме того, надо откровенно признать, что в некотором роде именно такая попытка в Европе уже имела место в 20-40-х годах прошлого века и закончилась окончательным разгромом политических проектов европейских культур, организованных вокруг фашистских режимов, двумя мир-системными цивилизациями – западно-капиталистической и советско-коммунистической, позже также приказавшей долго жить.
Второй путь заключается в грустном для многих признании, того, что время белой христианской культуры прошло, и торжество глобалистской цивилизации неизбежно, что является лишь вопросом времени.
Вопрос в таком случае заключается лишь в том, какая это будет цивилизация.
Выбор в пользу той или иной из них в своей основе не может определяться расовыми соображениями, ибо обе они будут носить мультирасовый или надрасовый характер, так что выбирать придется по ценностным критериям.
Так, для большинства конформистов западная цивилизация будет в любом случае предпочтительной, пока именно с ней будут ассоциироваться комфорт, процветание и возможности успеха и роста, вне зависимости от нарастающего разрежения ее белого генетического характера.
Напротив, те белые, для кого первостепенны трансцендентные, а также мужские онтологические ценности, предпочтут Ислам, даже невзирая на то, что пока мусульмане представлены в основном инорасовыми дикарями, а Ислам находится в цивилизационном провале, хотя и демонстрирует неимоверную пассионарность и волю к реваншу.
Что касается расовой составляющей, то пока, на первый взгляд, западная цивилизация является более предпочтительной для белого человека, ибо ее ядром по инерции остаются европейские в своей расовой и культурной основе страны. Однако эволюция облика западных городов и их социально-демографического будущего – западных школ, не оставляют сомнений в том, что это преимущество будет утрачено за несколько ближайших поколений.
А что же Ислам, какие перспективы белому мужчине, желающему оставаться белым, несет он?
Вопрос этот непростой, учитывая то, что белому мужчине, делающему свой выбор в пользу Ислама, приходится делать его отдельно от своего белого народа, который, с одной стороны, является безропотным проводником цивилизационной мультирасиализации, с другой стороны, в лице обреченных маргиналов пытается вести арьергардные бои против нее и ее демографических носителей, в т.ч. мусульман.
Непростой он и потому, что многие из белых, принявших Ислам, перестают воспринимать свою белизну как нечто естественное и непреложное, предпочитая создавать семьи с братьями и сестрами по вере из других рас, т.е. имея уже отличное от их расы потомство.
Могут ли белые народы сохраниться в мультирасовой Исламской Умме?
Чтобы ответить на тот вопрос, нужно для начала разобраться, что есть народ и благодаря чему он существует.
Все современные национальные государства Запада складывались из нескольких этносов, но принадлежавших к большой белой расе, и на выходе, как правило, образовывающих не только культурное, но и генетическое единство (там, где этого не удалось достигнуть, либо происходило разделение, либо длятся постоянные конфликты). Однако что принципиально, так это то, что сохранность таких наций как продукта ранней стадии развития капитализма обеспечивалась ограждением национальной территории от массовой иммиграции, как сохранность национального рынка обеспечивалась его ограждением от товаров и капиталов извне.
Несмотря на ожесточенные попытки сохранения такой политики, очевидно, что в долгосрочной перспективе парадигма цивилизации предполагает отказ от такой национально-территориальной закрытости в пользу глобального единства. Причем, это верно как для западной, так и для Исламской цивилизации.
Как же в таком случае может сохраниться народ? Он может сохраниться только как этническая общность, но не нация, при условии самодостаточности воспроизводства этой общности и ее независимости от государства. Такая этническая сохранность возможна в одном из трех вариантов.
Первое – естественное демографическое доминирование определенного народа на той или иной территории, в частности, за счет превышения темпов его рождаемости над темпами и количеством иммиграции и иноплеменников. Очевидно, что это не случай современных белых народов.
Второе – создание искусственной этнической резервации на социальной периферии цивилизации, а именно в сельской, не урбанистической местности, где община, основанная на племенном признаке, будет сохраняться за счет обособленности ее уклада от процессов, происходящих в метрополии цивилизации.
Третье – это кланово-родовая организация в условиях мирового города, когда люди живут среди других людей, но при этом стремятся заключать браки с себе подобными, предотвращая ассимиляцию на уровне семейной политики.
Надо сказать, что последние два варианта, взятые в отдельности, скорее всего, окажутся уязвимыми перед ассимиляцией, будь то рынком в первом случае или окружающей средой во втором.
Первую опасность можно отвести наличием у такой резервации собственного гарантированного источника дохода, что защитило бы его членов от выталкивания в открытую среду, где их ждет ассимиляция. Вторая опасность может блокироваться наличием у членов клана, проживающих в большом городе, малой родины, то есть, той самой резервации, представителями которой они себя воспринимают и в которую постоянно возвращаются за поддержанием и воспроизводством своей идентичности.
Таким образом, варианты два и три требуют той или иной комбинации, а в идеале выхода на вариант один, то есть естественное демографическое доминирование такого этноса хотя бы в пределах определенного района, включающего в себя как сельские резервации, так и один или несколько городов.
Однако чтобы в перспективе произошла такая этно-демографическая реконкиста, на этапе становления глобального уклада, тот или иной этнос должен из рассыпающейся нации сгруппироваться в кровнородственную общность, союз семей и кланов.
Возможно ли это применительно к белым этносам, которые до сих пор существовали в виде наций, чья идентичность защищается ограничительной политикой государства? По всей видимости, если и возможно, то только для меньшинства, мотивированного либо ненормально высоким инстинктом расового самосохранения, либо архаическим натурализмом, желанием бегства из мегаполисов в сельские или компактные городские поселения. Большинство же, давно уже имеющее менталитет не племени, а общества, все более становящегося мультирасовым, скорее все станет и уже становится лишь топливом для переплавки разных этносов в плавильном котле цивилизации.
9. «Несите бремя белых»…
Срок жизни Белой Европы, Белого Севера на данном витке истории, очевидно, подходит к концу.
Это происходит не в первый раз, так как, напомним, Европа как территориально отграниченное от других монорасовое пространство, не извечный, а вполне исторический феномен. Европа знала и периоды вторжения в нее варваров с Юга и Востока, и колонизационные выбросы самих индоевропейцев на другие континенты. За ними тоже следовали исторические периоды переплавки, притирки или отторжения разных расовых компонентов, создания новых культурных пространств, порой после этапа провалов в черную дыру, как это было после барбаризации и гибели Римской империи.
Важно в этой связи другое – какую роль суждено сыграть исторически сформировавшимся белым людям в мультирасовой реальности глобального человечества?
Если брать тренд западной цивилизации, то эту роль можно охарактеризовать как ведущую, но при этом в нисходящей перспективе. Да, именно западный, белый человек является природным носителем той культуры, которая став основой западной цивилизации, пока является гарантом гегемонии ее, так и в ней самой.
Нисходящей же она будет не только по причине иммиграции в Европу – если бы дело ограничивалось только ей, волны новых варваров можно было бы ассимилировать точно так, как в свое время были приняты и ассимилированы предыдущие миграции в Европу. Конечно, жители Европы стали бы смуглее и кудрявее, но в целом у них сохранился бы европеоидный тип, в пропорции схожей или чуть меньшей, как у средиземноморской или динарской рас.
Куда важнее то, что центр тяжести самой глобальной цивилизации, инспирированной Западом, как это в свое время и предсказывал Шпенглер в «Закате Европы», теперь уже перемещается в Азию, а именно в Азиатско-Тихоокеанский регион. Именно туда не только переносятся производства, но и устремляются капиталы, бегущие из стагнирующей Европы от высоких налогов и зарплат, а значит, возникает новое пространство развития, новый эпицентр цивилизации, тогда как Европа все больше превращается в красивый, ухоженный музей.
На первых порах именно белые дорогие мозги, которые устремятся в Азию за выгодными контрактами, будут оставаться культуртрегерами цивилизационного развития последней. Впрочем, это будет недолго, ведь белые в эпоху открытого колониализма уже и так привнесли в Третий мир основной массив достижений своей цивилизации, а за ХХ век с его трендом деколонизации и национально-освободительной борьбы в наиболее успешных его странах происходила поступательная национализация этих продуктов цивилизации и создание собственных элит, способных пользоваться ими.
В таких условиях удел белых культуртрегеров это именно утечка мозгов, высокооплачиваемая, но все же трудовая иммиграция, на вторых ролях под надзором азиатских этнократических элит. Не более того. Вот почему я пишу о нисходящей роли белого человека в глобальном мире в условиях разворачивания нынешнего тренда развития.
Что касается альтернативы глобальной Исламской цивилизации, как это ни покажется странным на первый взгляд, она может нести с собой большие возможности для белого человека, несмотря на то, что демографически она ассоциируется с инорасовыми народами, объединенными ей для противостояния цивилизации, выросшей из белых культур.
Парадокс сегодняшнего момента заключается в том, что если центр существующей цивилизации Запада начинает перемещаться в Азиатско-Тихоокеанский регион, то центр проектной, потенциальной цивилизации Ислама отчетливо перемещается как раз на Запад.
Очень важно понять в этой связи, что цивилизация Ислама как целостная система была сломана в 1924 году с ликвидацией Халифата, фактическая подготовка к которой шла всю вторую половину ХIX века в ходе реформ Танзимата. Сегодня мусульмане, по большей части неосознанно, борются именно за восстановление своей цивилизационной субъектности. Неосознанно, потому что даже самые радикальные поборники Исламского Рессантимента вроде джихадистов или «Хизб-ут-Тахрир», уже не говоря о модернистах «Братьях-Мусульманах» фактически стремятся к установления исламизированных вариантов западной цивилизационной системы – государства, управленческого аппарата, монетарно-эмиссионной системы и т.д.
Таким образом, если рассматривать исламское сопротивление в различных его формах в странах Исламского мира, то его артикулированными целями пока являются исключительно восстановление геополитической и культурной независимости мусульманских стран, но не их цивилизационного статуса. Фактически, речь идет о повышении роли и статуса мусульман в рамках существующей мир-системы (цивилизации) по аналогии с ролью и положением в ней Китая – в обоих случая борьба идет за перераспределение влияния внутри нее, но не за само ее изменение.
Тем не менее, изначально и по своей сути Ислам всегда был именно цивилизационной системой, и этим объясняется тот факт, почему Исламский мир не может и – можно это предположить с высокой вероятностью – никогда не сможет вписаться в чужую цивилизационную систему в достойном качестве. А это значит, что успех сопротивления в странах Исламского мира возможен только в том случае, если он будет закреплен восстановлением не только его геополитической, но и цивилизационной независимости, т.е., созданием эффективной социально-политической модели, способной стать альтернативной мир-системой и таким образом фактически могильщиком нынешней – капиталистической.
Так вот, понимание этого, а главное потенциал для постановки и достижения этой задачи сегодня присутствуют главным образом не в Исламском мире, оказавшимся после 1924 года на периферии мировой цивилизации, но у мусульман, живущих в ее центре – на самом Западе. Ибо их отличительная черта заключается в том, что они, по крайней мере, передовая их часть, являются людьми цивилизации – реально существующей на данный момент и определяющей доминирующий мировой порядок. И при этом, своими сердцами принадлежа Исламу, чья цивилизация была торпедирована Западом, они имеют представление о том, что сегодня значит цивилизация как таковая, потому что без этого будет невозможно создание эффективной Исламской цивилизации.
Речь идет в первую очередь о белых мусульманах, т.е., мусульманах – коренных европейцах, вмонтированных в ядро западной цивилизации, тогда как иммигранты из мусульманских стран в своей массе остаются для нее маргиналами. Поэтому от того, какое положение они займут в Исламском сообществе Запада напрямую зависит от того, сумеет ли оно состояться как цивилизационный субъект, прото-субъект. А значит, зависит в значительной, если не в решающей степени судьба уже и самого Исламского мира, для которого западная исламская диаспора может сыграть такую же роль, какую еврейская диаспора сыграла в создании сионистского Израиля.
Сегодня белые, западные мусульмане обладают интеллектуальным, цивилизационным превосходством внутри Исламской Уммы не по каким-то расовым причинам, а по тому простому факту, что цивилизационное доминирование в мире принадлежит Западу, частью которого по крови и плоти они являются. Поэтому если западные, европейские мусульмане сумеют предложить и дать Исламскому миру видение, необходимое ему для цивилизационной реставрации, их роль в этом процессе автоматически будет одной из решающих.
Для мусульман крайне важно оценить и использовать этот хрупкий ресурс, а ни в коем случае не утратить его и не уничтожить собственными руками, способствуя арабизации или ориентализации белых мусульман, приводящей к утрате ими западного цивилизационного мышления, деинтеллектуализации.
Конечно, необходимым условием этого является то, чтобы этот интеллект и цивилизованность были поставлены на службу Исламу и способствовали восстановлению именно Исламской цивилизации, а не стали бы проводниками внедрения в Исламский мир разрушительных идей, как это стало происходить с XIX века с европеизированными арабами и турками.
И вот тут именно белые мусульмане могут выступить в качестве носителей иммунитета от идеологического яда Запада, потому что в отличие от вестернизированных мусульман, включая иммигрантов, они не обладают «синдромом Пятницы», и не испытывают комплекса неполноценности перед чужой цивилизацией, но изначально преодолели ее ценностный стержень внутри себя, что и стало условием принятия ими Ислама. Поэтому если европеизированным мусульманам, как правило, свойственно стремиться к тому, чтобы вестернизировать Исламский мир в том или ином виде (включая и «Братьев-Мусульман»), то европейским – исламизировать Европу, то есть, как раз и создать модель работающей цивилизации с принципиально отличной ценностной ориентацией и фундаментом Единобожия.
Для этого белые мусульмане, западные интеллектуалы должны осуществить цивилизационную ревитализацию Ислама – не модернизацию в виде приспособления Ислама под нужды существующей цивилизации, ибо это противоречит самой его сути, и не европеизацию в виде отказа от канонического статуса арабского языка в обрядовом поклонении и шариатском богословии, но, используя самые авангардные достижения западной мысли, которые и помогли им стать мусульманами, вернуть Исламу те качество и интенсивность интеллектуальной жизни, которые были присущи ему во времена Ибн Хальдуна и Ибн Рушда. Такой и только такой, сохраняющий в полном объеме свою ортодоксальность, но при этом интеллектуально авангардный Ислам может стать лицом и содержанием новой цивилизации, плотью которой станут мусульманские страны, а мозговым центром – мусульманские диаспоры Запада.
Как далеко сможет зайти такой симбиоз? Это зависит от того, какую геополитическую конфигурацию примут взаимоотношения Запада с Исламской цивилизацией в случае ее восстановления. Если, восстановив свою цивилизационную субъектность, мусульмане получат возможность присутствовать на Западе, то будет происходить полная или частичная переработка последнего Исламской цивилизацией, при которой Европа превратится в вассала и своего рода часть Исламского мира.
Если же восстановление геополитической независимости и единства Уммы, т.е. Халифата, повлечет за собой агрессивную иудеохристианизацию Европы, мусульманам, очевидно, придется покинуть ее и найти убежище в Исламском мире. И тут уже раскрытие их цивилизационного потенциала для Исламской цивилизации будет зависеть от руководства гипотетического Халифата – сумеет ли оно создать условия для их применения, либо белые мусульмане будут обречены на прозябание, ассимиляцию и утрату своей не только расовой, но и цивилизаторской сущности.
Впрочем, последнее может произойти лишь в том случае, если белые мусульмане будут пассивно сидеть и ждать у моря погоды. Ведь появление хотя бы одного мощного, динамичного территориального исламского центра среди белых мусульманских народов, центра, ориентированного на цивилизационную экспансию и распахнутого в первую очередь для интеллектуальных европейско-мусульманских кадров, может сделать его не только предвестником восстановления Халифата, но и его будущим цивилизационным лидером…
Читать дальше...
