Нигилизм и права человека
Когда мы говорим о современной терминологии, о политических и юридических понятиях и понятиях, касающихся государства, тогда мы должны принять во внимание, что победитель не только переписывает историю, но также и терминологию. По этой причине, исходя из нашей Исламской перспективы и опыта, мы должны расценивать доминирующие концептуальные термины с точки зрения сегодняшнего дня (например, "права человека"), с определенной долей скептицизма. Кроме того, мы должны сделать это, прежде всего потому, что как мы все понимаем, действительность современного мира характеризована потерей любой реальной этики.
Это, конечно, не теоретический или эстетический анализ, а, скорее необходимость практического опыта. Все ученые правоведы едины в своей озабоченности судьбой мусульман в настоящее время. Нет никаких сомнений в том, что мусульмане, в современный период новейшей истории являлись не преступниками, а скорее жертвами. И наша немецкая община принимала мусульман со всего мира, мусульман, которые были именно жертвами. Таким образом, мы вынуждены были быть свидетелями всех этих процессов в различных стадиях ее проявления. И мы неоднократно говорили о правах и положении уйгуров, курдов, турков, чеченцев, боснийцев и албанцев в настоящее наше с вами время.
Сегодня мы, к сожалению, являемся свидетелями особой трагедии мусульман. Как европеец я хотел бы кратко коснуться нашей доли этой трагедии, если можно так выразиться, и указать на наш европейский опыт: Боснийская война. Кратко исследуя основные аспекты этой войны, мы поймем серьезность и последствие этих событий в Европе. Благодаря фактической ситуации в Боснии, мы сможем приблизиться к непосредственному предмету обсуждении, а именно, к роли права человека в эпоху нигилизма. Позвольте мне кратко напоминать нам о том, чему мы были свидетелями в период Боснийской войны:
- Мусульманский народ внезапно подвергся нападению, захвату и массовому убийству совершенное его прежними соседями и друзьями.
- Европа, являющаяся вероятно приверженцем гуманизма и ее духовных основ, казалось, должна была бы предотвратить религиозные преследования, оставалась глухой и фактически проигнорировала эту войну.
- Концентрационные лагеря появились на Балканах вместе с современной, био-политической военной силой, тихо выполнявшее насилие в массовой форме.
- ООН допустил Сребреницу.
- Благодаря Дэйтонским Соглашением, у Боснийцев отобрали все шансы на сохранение их собственной территории или суверенитета.
- Масса мусульман оказалась в конечном итоге меньшинством.
Сразу же после войны, я сам стал очевидцем некоторых важных и болезненных событий. И здесь я хотел бы упомянуть только два примера: В Гааге я был свидетелем - и, между прочим, я был единственным мусульманином, - тому, как генералы Боснийской армии обвинялись перед военным Трибуналом за то, что нарушили «права человека» в 23 случаях. В период того же самого времени, президент Изетбегович рассказал мне, что более чем 100.000 мусульман потеряли свои жизни в Боснии. Когда же обвинение постепенно осознало, насколько возмутительны были судебные разбирательства, то этих мужчин на время отправили обратно домой. В тот же период при посещении Сараево один из генералов жаловался, что его семья все еще должна была спать на кроватях предоставленных Красным Крестом.
Будучи в Берлине, в женском представительстве Организации по Травмированным Женщинам Сребреницы, в ответ на мой вопрос, почему в документах нет никакого признака относительно мусульманской идентичности женщин, мне плача сообщили, что иначе они не получат никакой поддержки от ЕС. Я не хочу дальше останавливаться на этом примере о фактическом положении мусульман в настоящее время. Скорее давайте подойдем к вопросу по-другому, а именно: каков смысл этих ужасных и трагических событий? Какие уроки мы можем извлечь из этого?
Как это ни парадоксально, но эти неотложные вопросы были в основном решены, или не решены в зависимости от обстоятельств Боснийскими мусульманами следующим образом:
- В период военных действий НАТО, ЕС и США должны были защищать Боснию от уничтожения.
- После войны, организации по правам человека должны были бы облегчить страдание населения.
- Международные судебные органы должны были удостовериться, что правосудие восстановлено.
- ООН должен был бы оказать помощь стране при получении ее права и государственного суверенитета.
По сути, без каких бы то ни было реальных успехов, Боснийцы обращались точно к тем организациям и учреждениям, которые предварительно игнорировали судьбу Боснийцев, или даже содействовали ее ухудшению. В определенный момент мусульмане даже приняли ошибочную оценку, что западноевропейская Боснийская политика была своего рода «несчастным случаем» или «исключительным случаем». Однако в действительности эти события не были ни несчастными случаями, ни исключениями.
На этом этапе мы должны попытаться проанализировать этот вопрос глубже. Как мы уже говорили, нет достоверного описания боснийской войны, которая, по сути, является ложной, чтобы признать ее в качестве «несчастного случая». Надо принять в расчет два особо важных геополитических компонента в связи с событиями боснийской войны: 1) ликвидации Турции как региональной защитницы и 2) предотвращения суверенного мусульманского государства в Европе. Действительно, то с чем мы сталкиваемся здесь, является одним из необходимых этапов в глобальной истории мирового государства/мирового правительства. Для мирового государства, чтобы появиться, территориальное пространство и геополитика должны принять специфическую форму. С сегодняшней точки зрения ясно одно: в логике развития мирового государства нет абсолютно никакого места для суверенных государств, не говоря уже о суверенных мусульманских государствах. Любое национально-мотивированное сопротивление мировому государству, является ли оно исламско-мотивированным или нет, должно терпеть неудачу перед лицом объединенных, колоссальных сил этого мирового государства.
Немецкий ум потрясающе предвидел этот процесс на самом раннем этапе ее развития. Возвращаясь в конец 1950-х годов в Германию в то время, еще Эрнст Юнгер писал, что "Мировое государство/Мировое правительство должно прийти как судьбоносный факт». Хотя с момента окончания второй мировой войны не-мусульмане сами более или менее добровольно приспосабливаются к этой судьбе, Мусульмане, к сожалению, борются - абсолютно тщетно - против этого неизбежного поворота судьбы.
Было бы фатальной иллюзией полагать, что Мировое государство управляется моральными или гуманистическими принципами. Мы должны быть готовы к следующему факту, чтобы понять гуманность, или лучше сказать бесчеловечность современной ситуации: Мировое государство и его технологический проект постоянно и абсолютно неправильно понимается со стороны многих мусульман. В то время как арабский мир по-детски мчится за мобильными телефонами и экзотическими автомобилями, Исламское мышление не в состоянии видеть, что мир технологии не только мощнейший феномен, но и то, что он формирует «не-аутентичное духовное единство» с Интернетом, как своего рода вид сомнительного откровения. В дополнение к этому, технология трансформирует человека в динамическое состояние. Унификация условий жизни и гибель всех культур являются внешними признаками этого изменения. Движущей силой в процессе внедрения в жизнь Мирового государства являются симбиоз технологии и капитала, т.е. метод технического финансирования. Для Беньямина Вальтера и многих других немецких мыслителей капитализм является религией, а потребление это его определяющий путь жизни. Однако, в то же самое время, мусульмане и не-мусульмане понимают, что в этой глобально доминирующей действительности Коран показывает себя как противоположная действительность, которая не может быть интегрирована, являясь последним прибежищем и источником права.
Можно без преувеличения утверждать, что у мыслителей Запада было больше возможностей для исторического классифицирования явления технологии. Так, Европейская философия справляется о природе технологии, о технологическом значении для судьбы человека. Ее ясные последствия для человечества носят катастрофический характер. Согласно Эрнст Юнгеру, «Рабочий» является новым родом идеологических людей, который увеличивается в колоссальных масштабах, и облачен в одежду технологии. В 1949 году Хайдеггером были охарактеризованы Европейские концлагеря как "технологическое производство трупов". Исходя из этого, Хайдеггер говорит о «опасности технологии» и пути человечества в «бытийной заброшенности/одиночестве» (Seinsverlassenheit). В мире технологий, политическая воля человека и, следовательно, его права на свободу, становятся бессмысленными. Этот же философ полагает, что "в наших руках нет технологии, это она держит нас в своих руках ", а затем добавляет: "Только Бог может спасти нас". Хайдеггер ищет откровение, истину. "Язык, который говорит с нами" стал для Хайдеггера местом последнего возможного способа свободы. И только тот человек, который найдет его источник и происхождение в языке, является еще способным в принятии откровения.
В политическом кругу, Джорджио Агамбен написал в конце 90-х годов оригинальную работу, озаглавленную Homo Sacer (священный человек): «Суверенная Держава и Голая Жизнь». В книге, философ вводит понятие «концентрационный лагерь» в центр политических дискуссий. Согласно Агамбену, целью современной силовой политики больше не является национальное, суверенное государство, но, как это ни ужасно, концентрационный лагерь. Он изображает лагерь как подлинный символ современной эпохи. Завершением мирового политического суверенитета и мощи проявляется в лагере, то есть в попытке лишения слова, права и пространства - "Голая Жизнь". Это предсказание в настоящее время выполнено в Гуантанамо и в известных и неизвестных лагерях Мирового государства, которое формируется сегодня. Для Агамбена лагерь это теперь уже интегрированный и долгосрочный компонент глобального закона.
Известное определение Карла Шмитта относительно политического суверенитета звучит так: "Сувереном является тот, кто принимает решение о вводе чрезвычайного положения", таким образом, если раскрыть шире смысл этого ужасного определения, то получается: "Сувереном является также тот, кто способен установить/воздвигнуть лагерь". Соответственно, исходя из секуляристкой точки зрения, легальный переход из «обычной страны в страну чрезвычайного положения» является завершающим этапом. Таким образом, тоталитарно-человеческому критерию наивысшей ступени жизни соответствует обезьяна, оказавшейся в клетке. Человек, интернированный в лагерь, лишается всех прав и чувства человеческого достоинства. Он не является более личностью и по это самой причине становиться non-person.
Давайте сделаем небольшую паузу, чтобы немного поразмыслить над терроризмом. Мы не должны забывать, что "международная война с терроризмом" дала мощный импульс для развития Мирового государства и его глобальной внутренней политики. В газете «Frankfurter Allgemeine Zeitung», Агамбен дал определение террористам как решающей силе Мирового государства. Почему? По его мнению, они обеспечивают «постоянное чрезвычайное положение» и, следовательно, «израильизацию» мировой политики. Мятеж нигилистического терроризма приводит к финальному техническому завершению Мирового государства. Естественно, что терроризм легитимирует необходимость концентрационного лагеря и введения чрезвычайного положения. Террорист и Мировое государство обязательно появляются вместе на мировой арене.
Эти последствия для общественного права являются катастрофическими. Юрист, который не остался глухим к этим последствиям, мог бы также добавить, что такое развитие событий, естественным образом перечеркивает любую идею относительно европейского международного права, и, конечно же, идеям тех гражданских прав, которые были рождены национальным государством. Без этих гражданских прав, правовой статус бывшего гражданина размывается таким образом, что человек становится всего лишь носителем прав человека, а национальные государства, которые были раньше гарантом его гражданских прав, трансформируются в международное сообщество государств, становясь при этом холодным и недружелюбным пристанищем человечества. Позвольте мне привести всего лишь один такой пример: мусульманин, гражданин Германии, чьи родители не являются гражданами Германии, уже де-факто является второсортным гражданином. Таким образом, Германия отказывает в просьбе экстрадиции мусульман, являющихся гражданами Германии, которые были интернированы в угоду США в лагеря арабских государств, с тем, чтобы подвергать их там пыткам. Когда человек попадает в лагерь, его гражданство, также становиться недействительным. Я хотел бы привести здесь еще одно интересное определение Карла Шмита о Мировом государстве. По его словам, нигилизм это отделение закона от порядка. Иными словами, для него Мировое государство является по сути нигилистическим, т.к. оно отделяет закон и порядок. Или, как определил это понятие итальянский философ Негри в своей работе «Империя»: Мировое правительство это империя без какого-то четкого центра». Если мы теперь свяжем определения Агамбена и Шмита, то в совокупности мы получим замечательное, почти математическое уравнение. И снова мы видим здесь те же принципы нигилизма, отделяющего закон от порядка. Соответствующие заключения можно сделать и относительно понятия «лагерь» и «чрезвычайное положение»:
- Лагерь символизирует порядок без закона. Это био-политический nomos (закон), который превращает жизнь в "Голую Жизнь".
- С другой стороны «чрезвычайное положение» символизирует закон без порядка, nomos (закон) лишенный законности и четкого центра.
Последствия этих новых политических уравнений могут сегодня едва ли игнорироваться. Давайте попытаемся рассмотреть их поподробнее: Демократикапитализм создает новую био-политику для продолжающееся производства «Голой Жизни», т.е. создания большой массы бедных слоев населения, безымянных людей, беженцев, перемещенных лиц, и голодающих людей. Государство теперь само утверждает верховенство/суверенность лишь в той мере, в какой это решается в последней инстанции, т.е. кто должен жить, а кто - умереть. Так, например, согласно Руководству Международного банка, европейские государства субсидируют европейских коров большим количеством денежных средств, чем получаемые средства миллионами голодающих людей по всему миру. Глобальный феномен демократического капитализма дает возможность постоянного введения чрезвычайного положения и дозволенность существования лагеря с формой правления подобно той, которая принята в лагере.
Весьма отвратительно наблюдать как вся эта картина, складывающаяся здесь, является враждебной Исламскому закону (nomos). И конечно, становиться ясно, какого рода Бытие (Dasein) человека, который как ему кажется, он готовится преодолеть в этом мире, должен для него стать: как уже было нами описано выше, этот человек, естественно не является террористом, или кем бы то ни было, совершающим самоубийство. Если Вы поймете весь этот чудовищный вклад, сделанный терроризмом для распространения нигилизма, то тогда будет понятен следующий эпизод:
Лидеру «Хамаса» был задан немецким телевидением вопрос об их «деятельности». Чтобы быть более точным его спрашивали о нападении самоубийц, приведших ко многим смертельным случаям, среди которых были женщины и дети. Столкнувшись с таким вопросом, этот человек, улыбнувшись, сказал: " Да, это - тотальная война". В этом высказывании он показал, что он является не только «духовным ребенком» находящимся под влиянием внедренной западной идеологии, но также и абсолютной невеждой касательно правил Джихада, который не есть «тотальная война», а скорее ограничительная война в определенных рамках.
Если террористы это активные сторонники нигилистического мирового государства, то их духовными коллегами являются современные Улема, которые приняли западную терминологию мирового государства почти полностью и без критики. Необходимо иметь представление о происходящих процессах слияния, какими бы они ни были, т.е. слияния концепций государственной политики и законодательства в исламскую терминологию. «Все концепции государственного и конституционного права», как учит Шмит, «секуляризируются теологическими понятиями».
Западные мыслители зачастую более скептически относятся к своей собственной терминологии. Таким образом, Европейский разум признает, что в мире без Бога, юридические понятия, вытекающие из христианства, должны обязательно исчезнуть. Агамбеном описана политическая концепция прав человека, как распавшаяся форма и лишенная старых гражданских прав. Гражданские права являлись результатом принадлежности гражданина, посредством его рождение на территории государства. Эта формула утратила силу в Европе или где-либо еще. Вместе с упадком национального государства, гражданские права уменьшаются в более туманные права человека. Вне национального государства предъявитель прав человека является полностью без прав - единственное, о чем можно подумать, так это о беженстве. Таким образом, лишенный прав, предъявитель прав человека, с упадком национального государства и постепенного исчезновения гражданских прав, становиться иждивенцем, зависящим исключительно от доброй воли мирового государства. Он не может даже предотвратить свой собственный геноцид юридическими средствами, например, путем временного судебного запрета/предписание. Само собой разумеется, что нет никакого суда, ответственного за судьбу уйгуров, кашмирцев или ни в чем не повинных людей, разорванных в клочья американскими бомбами. И все же, каким бы ужасным не становилось это положение, мировое государство остается за пределами морали и правового вопроса, единственно над чем она хотела бы нести ответственность, так это за то, что «должно быть», а не за то, что «фактически есть».
В 1998 Агамбеном были опубликованы шокирующие исследования о жизни в лагере Освенцим. В книге он пытается развенчать миф о жизнедеятельности лагеря и переосмыслить его в качестве феномена современной эпохи. В жаргоне лагеря, лагерного заключенного, которого толкали в эту «голую жизнь» и который достиг состояния полной апатии, был охарактеризован как «мусульманин». Конечно, это циничная инсинуация, и в то же самое время грубое искажение живучести практической исламской жизни, но это также предупреждение о том, что нужно жить Исламом как «живой реальностью». Когда мы думаем о фотографиях из боснийских лагерей или из Гуантанамо, то мы не должны себя обманывать относительно серьезности нашего положения в пределах действительности Мирового правительства.
Теперь давайте перейдем к заключительному вопросу! Что выступает против планетарного распространения этой «Голой Жизни»? Философия Хайдеггера, которая является заключительной европейской философией, объявившей, как он выразился, «Sein zum Tode», т.е. «Быть к Смерти», как подлинной формы жизни. Перед лицом смерти и собственной смертности, жизнь становится важнее, чем просто «Голая Жизнь». В исламе этот образ жизни соответствует Суфию, который "умрет прежде, чем он умирает" и не имеющего абсолютно ничего общего с разрушительной природой человека, который совершает самоубийство. Скорее при встрече с Аллахом, Суфий приобретает свободу для другого начала. Шейх доктор Абдулкадир Ас-Суфи напомнил нам о подобном Адабе такого человека; он признает, что это не человек имеет права, а Аллаха. При выполнении этих правил, Исламский мир заслужит не только стремление к справедливости, но и в том, что никто кроме самого Аллаха не является Владыкой над жизнью и смертью. Это не идея относительно того, как это должно быть в один прекрасный день, а мир, в котором Освенцим и Сребреница являются де-факто невозможными.
<< Главная страница