четверг, 17 января 2008 г.

Хайдеггер для мусульман

Мартин Хайдеггер


Автор Умар Ибрагим Вадильо


Умар Ибрагим Вадильо «Хайдеггер для мусульман»

Глава 1. Вводная

Во-первых, вы должны знать, чего вам, как Мусульманину, ждать от изучения Хайдеггера. Он не был Мусульманином, поэтому мы не ищем в его трудах ответы на вопросы об Исламе. Он не может на них ответить. Но Хайдеггер может нам помочь, даруя понимание мышления, которое стало доминировать на Западе и распространило своё влияние на весь остальной мир. Он назвал его Метафизикой. Это слово не принадлежит ему, но он заново ухватил изначальный смысл этого термина и сделал его средством для определения Западного мышления. Это мышление также может быть названо Философией.

Хайдеггер наделил и это слово новым значением, в соответствии с его изначальным значением и замыслом его отцов - Древних Греков. Он связывал начало философии с работами Платона и Аристотеля. И он говорил, что это мышление, философия, в самом своём начале допустила ошибку, которая являлась неотъемлемой её частью. Он сказал об этой ошибке так: «пренебрежение к Бытию» [Vergessenheit]. Как первое приближение к его мышлению, мы скажем, что Хайдеггер утверждал, что Философия не может осмыслить Истину, или же то, что философия называет Истиной - не является таковым; и это равнозначно.

Почему Хайдеггер важен для нас?

Потому что все мы учились мыслить по Западному образцу. Это единственное мышление, которое наличествует в наших школах и университетах, то есть, это мышление науки, технологии, теологии, психологии, социологии, антропологии и т. д. Мы приучили себя мыслить подобным образом. Это для нас настолько обыденно, что мы даже не считаем нужным хотя бы немного исследовать наше мышление. Мы сделали допущение, что то, как мыслим мы - это единственно возможное мышление и приросли к этому допущению. Стоп. Итак, а почему, собственно, нам необходимо выйти за рамки того, что является для нас обыденным? Мы просто не видим в этом никакой необходимости. Здесь обратимся к Хайдеггеру. Когда он говорит: «основа нашего мышления содержит изъян», всем это кажется возмутительным. Новое мышление Хайдеггера отсылает нас к неоспоримому, невыдуманному - к самой сущности нашего мышления. И что особенно стоит выделить в критике Хайдеггера, так это то, что она не несёт с собой новой эпистемологии, другой философии. Он не рассматривает философию через призму этой же самой философии. Он объявил о, ни больше, ни меньше, как о «Конце Философии». Он прикрыл лавочку, которая определяла Западное мышление, работавшую на протяжении более чем 2, 500 лет. Потрясает то, что эта лавочка определяла не просто какое-то абстрактное «мышление», а «наше собственное мышление». Мышление, руководствуясь которым, мы создали всё, что нас окружает, мышление, которым мы пользуемся, размышляя о технологии, демократии, экономике и даже о Боге. Это так волнующе. И именно поэтому Хайдеггер так важен. Он является важным для нас, Мусульман, больше чем для кого бы то ни было. Мы можем понять Хайдеггера так, как кяфир никогда не сможет его понять. В этом смысле Хайдеггер, даже не подозревая об этом, говорил для нас, а куффар не поняли его и, вероятно, никогда не поймут.

Ограниченность учения Хайдеггера

Хайдеггер оставляет в своём учении неразрешённые вопросы. Он положил конец Философии, но дальнейший ход развития событий Хайдеггер может только неопределённо обозначить. Он решал эту проблему через то, что он называет «поэзией», но не просто поэзией, а поэзией того, кто больше не является собой. Поэзией того, кто позволил, чтобы «вещи сами показали ему себя». Того, кто больше не является наблюдателем. Он является наблюдаемым. Но пойти дальше этого он уже не может. Я не хочу сказать, что то, что он обозначил - и гроша ломаного не стоит, нет, это является очень важным. Но никто, тем не менее, не продолжил это неоконченное дело. Потому что завершение у Конца Философии одно - Ислам. После того, как Хайдеггер прикрыл философскую лавочку, только Ислам может прийти к ней на смену. Судьба, которая уготована Западному мышлению и Западу в целом - это Ислам. И именно поэтому я говорю, что Хайдеггер говорил для нас, потому что только мы, Мусульмане, можем завершить его дело.

Как читать Хайдеггера

Вы должны понять, что Хайдеггер подвергает сомнению наше мышление. Но как мы можем размышлять над Хайдеггером, кроме как, используя для этого наше мышление? Ведь это всё, что у нас есть. Может ли наше мышление помешать нам в наших размышлениях над Хайдеггером? Ответ на это: да, может. Вот почему для размышлений над Хайдеггером вы должны подготовить себя. Вы должны позволить себе некоторое время просто следовать за ним. Вы должны потерять частичку себя. Если вы этого не сделаете, если вы слишком рано станете держаться за ваше понимание мышления, вы не получите полной картины учения. Вы должны следовать за ним столько, сколько понадобится для того, чтобы вы поняли. Однажды достигнув этого уровня, вы сможете понимать Хайдеггера с той же лёгкостью, как будто вы читаете лёгкий роман. После этого Хайдеггер становится предельно простым. В обратном случае, Хайдеггер является непонятным и сложным, каким он кажется большинству (философам).

Кем был Хайдеггер

Мартин Хайдеггер родился в Германии в 1889 году, а умер в 1976. Он был последним философом, тем, кто объявил о Конце Философии. Его главной работой было «Бытиё и Время» (1927), которая стала большим прорывом в мышлении. Она вызвала большой энтузиазм и потрясла его современников, многие из которых осознали весь масштаб его достижений. После этого он написал более чем 100 других книг, которые включают в себя тысячи статей и эссе. Его работы до сих пор полностью не опубликованы. В этом смысле, наше исследование Хайдеггера ещё не окончено. Другие важные его работы: «О сущности Истины», «Гёльдерлин и Сущность поэзии», «Мышление Ранних Греков», «Вопрос о технике», «Письмо о гуманизме», «Путь к языку» и множество других не менее интересных.

Также важно знать, кем Хайдеггер не был. Он не был экзистенциалистом, потому что Хайдеггер представлял из себя намного больше, чем экзистенциалисты и никакие сравнения Хайдеггера с Сартром тут неуместны. Он не был феноменологом, потому что, хотя он и учился у Гуссерля, он превзошёл своего учителя.

Внимание

Мыслить вместе с Хайдеггером - это мыслить на самом острие мышления. Вы перемещаетесь на передовую мыслительного фронта. Это немного походит на то, как будто вы опередили своё время. Вы испытаете возможности, предоставляемые окружающим миром, которых здесь уже нет. Хайдеггер изменит взгляды каждого на науки, антропологию, политику, социологию или теологию. Вас больше не смогут убедить их доказательства и аргументация, которые будут вам казаться неполными и частичными. Это приведёт к тому, что вы будете чувствовать себя человеком, отброшенным в Средние Века. Вы скажете себе: что делают эти люди в окружении суеверий, фантазий, которые поддерживаются их склонным к фантазиям мышлением? Вы будете подобны дикарю, который попал в будущее.

Но наградой, огромной наградой за это станет то, что вы сможете почувствовать великолепие вашего Дин со всеми его изумительными чудесами и возможностями, свободного от тумана вздора и суеверий, которым он окружён в наши дни. А также на вашем личном уровне, вы сможете избавиться от тумана, который ваше [Западное] мышление неизбежно напускает на ваше личное понимание вашей религии. Когда вы посмотрите назад, вы увидите, что вы изменились. Будьте готовы к великому приключению, которое позволит вам в большей мере насладиться Исламом. Приступим.

Глава 2. «Мышление и Истина»

Введение

За начало я взял два знаменитых эссе Хайдеггера «Что зовётся мышлением?» и «О сущности Истины» и объединил их для того, чтобы получить первое приближение к мышлению Хайдеггера. Мы вернёмся к этим эссе позже, по мере некоторого продвижения. Идея мягкого вхождения в мышление Хайдеггера рекомендуется для того, чтобы принять его «фундаментальные идеи». Тем не менее, я буду знакомить вас с его мышлением немного быстрее, чем это делал сам Хайдеггер. Это делается для того, чтобы в каждой главе использовать ограниченное число источников, а также с помощью применения, там, где это будет уместно, нашего понимания «Знания» в Суфизме.

Путь, который ведёт к Мышлению

Хайдеггер описывает приход к пониманию своего мышления, как путь открытия, который сопровождается прыжком. Этот финальный прыжок даст вам новое понимание окружающего мира. Всё, что предшествует прыжку - это подготовка к нему.

Хайдеггер писал:

«Мы пытаемся в ходе этих лекций учиться мыслить. Путь далекий. Мы отваживаемся лишь на несколько шагов. Они ведут, если все идет хорошо, в предгорье мышления. Но они ведут к местам, которые мы должны пройти, чтобы добраться туда, где помогает только прыжок. Лишь он доставляет нас в местность мышления. Поэтому мы уже в начале пути изучаем некоторые подготовительные упражнения для прыжка, без того, что мы это сразу замечаем и стремимся замечать.

В отличие от постоянного поступательного продвижения вперед, в ходе которого мы перебираемся из одного в другое и все вокруг остается одинаковым, прыжок внезапно переносит нас туда, где все иначе, так что все кажется нам странным. Крутизна, внезапность - это резко обрывающееся или вздымающееся. Это определяет край пропасти. И даже если мы при таком прыжке не падаем, то нас все равно поражает То, к чему мы в прыжке подходим». [«Что зовётся мышлением?», перевод Э. Сагетдинова, раздел «Межчасовые переходы», «I к II» стр. 92]

Возмутительный тезис

Хайдеггер чётко разделяет свой мышление и мышление, которое применяется в научном (или философском) исследовании. Он, фактически, готовит нас к своему «возмутительному» тезису, с которым мы должны вскоре столкнуться, тезису о том, что наука «не мыслит». Очевидно, что стиль мышления, к которому он отсылает нас - это не то мышление, к которому мы привыкли. Мышление, к которому мы привыкли, начиная со школы и заканчивая Университетом, это мышление, которое применяется наукой. Он говорит, что стиль мышления, который мы используем, бессилен в фундаментальных вопросах, вопросах, которые ускользают от нас из-за того, что мы используем такие методы. И один из таких вопросов, в которых наше мышление бессильно - это то, к чему должно приводить мышление - Истина. То к чему должно приводить мышление - это Истина. Тем не менее, научное мышление, которое уходит своими корнями в философию, бессильно в этом вопросе. Предметом исследования такого мышления может быть сущность Истины, но не Истина. А что является сущностью Истины в философии? Это результат исследования какого предмета? Где они могут провести необходимые исследования? Как они их проведут? Это то, что Хайдеггер называет сущностным мышлением (эссенциализмом) и оно полностью отлично от мышления.

Хайдеггер говорит, что наука не мыслит, она только «имеет дело с мышлением». Этот «стиль» мышления, только тогда является плодотворным, когда сознаётся пропасть между мышлением и тем, что он называет «иметь дело с мышлением», а степень его плодотворности определяется тем, насколько отчётливо видна эта пропасть. Мы говорим о том, что мышление, применяемое наукой, ограничено. Но мы говорим не о тех ограничениях, которые накладывает на него каждая область знания. Мы говорим об ограничениях, основанных на типе мышления, который использует исследователь (вне зависимости от того, в какой области оно применяется). Это мышление плодотворно тогда, когда вы понимаете его ограничения, но, если вы наделяете этот стиль мышления свойством абсолютной применимости, то он превращается в суеверие и вместо того, чтобы быть полезным, он становится опасным. Это подобно тому, как если бы какой-то человек стал одевать очки с линзами красного цвета. Данный опыт может быть полезным для того, чтобы понять какие в природе существуют различные оттенки красного. Но вы не можете на основе этого опыта сделать вывод, что весь мир окрашен только в оттенки красного. Это и есть научный подход, который равен суеверию. Подводя итог, нам необходимо понять, что между мышлением и наукой лежит пропасть, бездна, через которую невозможно перекинуть ни один мост.

Хайдеггер писал:

«Если же мы, такие, какие мы есть здесь и теперь, не позволим себе обманываться, мы должны будем отвергнуть сказанное до сих пор лишь как цепочку пустых утверждений и, кроме того, заявить, что все вышеприведенное не имеет ничего общего с научным знанием. Будет хорошо, если мы будем как можно дольше держаться такой оборонительной позиции к сказанному: ибо только так мы удерживаем себя на необходимом для разбега расстоянии, с которого кому-нибудь из нас удастся совершить прыжок в мышление. Это действительно так и есть: сказанное до сих пор и весь последующий разбор не имеют ничего общего с научным знанием - если, конечно, оно посмеет быть мышлением. Основанием такого положения дел является то, что наука, со своей стороны не мыслит и не может мыслить - и это к ее счастью, то есть к упрочению ее собственной жестко определенной поступи. Наука не мыслит. Вот возмутительный и ставящий в тупик тезис. Оставим этот тезис с его возмутительным характером, даже если мы сразу же добавим следующий тезис: наука все же постоянно и своим особым способом имеет дело с мышлением. Этот способ только тогда верен и впоследствии плодотворен, когда становится видимой пропасть, которая существует между мышлением и наукой, притом такая пропасть, через которую не перекинуть мост. Здесь нет никаких мостов и возможен только прыжок. Потому никуда и не годны, и являются злом все те наводящие вопросы и временные мосты, которые как раз сегодня хотят запустить удобную машину рынка». [«Что зовётся мышлением?», перевод Э. Сагетдинова, «Первая часть» «I» стр. 39]

Постановка проблемы

Проблема, как мы уже говорили прежде, заключается в стиле мышления.

Из-за применяемого нами стиля мышления, то, что должно быть осмысленно, отворачивается от нас. Но то, что удаляется от этого мышления, фактически, является очень важным. То, что удаляется от науки - это истинное мышление, Истина.

Хайдеггер писал:

«Данное для мысли отворачивается от человека. Оно оттягивается, ускользает (entzieht) от него. Однако, как мы можем вообще знать о том, что изначально оттягивается и ускользает, пусть даже и самую малую малость? Или хотя бы поименовать его? То, что оттягивается и ускользает, отказывает в прибытии». [«Что зовётся мышлением?», перевод Э. Сагетдинова, «Первая часть» «I» стр. 40]

Истина ускользает от человека, начиная с того времени, как он начал пользоваться мышлением, которое со времён Платона мы зовём философией.

Сущность, как предмет осмысления

Хайдеггер характеризует философию как эссенциализм. Эссенциализм - это мышление, предметом исследования которого являются сущности вещей, [совокупность всех её сущностных, определяющих свойств].

Хайдеггер писал:

«Сущностью вещи, согласно старинному философскому учению, называется то, что она есть». [«Вопрос о технике»]

Мы задаём вопрос о сущности чего-то, если спрашиваем: «Что это?» Здесь давайте сделаем гигантский шаг вперёд. Куффары этого понять не могут. Вы не можете описывать Аллаха через «Что?», «Где?» или «Как?» Аллаха нельзя мерить ни одной мерой. Он не сравним ни с чем. То же самое применимо и к Истине. Истину нельзя понять через вопрошание «Что?», «Где?» или «Как?» Мы достигаем Аллаха не пытливым умом, а через совершенно иной подход. Мы не наблюдатели, мы наблюдаемы. Не мы спрашиваем, а мы те, кого спрашивают. Это то, что Суфии зовут «Ихсан». Разница между этими двумя подходами - есть «прыжок». Это понимание производит коренной переворот в нашем отношении к Истине и мышлению. Оно подразумевает то, что мы не производим «стилизованную Истину» (согласно нашему стилю мышления). Такого нет. Всякий, кто пытается достичь Истины через путь вопрошания, он только, неожиданно для него, столкнётся с чем-то другим: с самим собой. Истина находится за пределами сущностного (философского) вопрошания. Если исследователь не обращает внимания на ограниченность такого вопрошания, он будет думать, что то, что приходит как ответ на его исследование - это и есть Истина, но это не так. И такой исследователь всегда будет находиться в замешательстве. Если предметом исследование этого человека будет Бог, он достигнет только концепции о Боге, а не самого Бога.

Сказки здравого смысла

Хайдеггер объясняет причину того, что более или менее глубокое исследование мышления, как такового, представляется нам сложным (или вовсе игнорируется). Он объясняет: так как наше мышление стало для нас привычным, мы сделали следующее заключение: «На что мы вообще можем опираться в исследовании нашего мышления?» Необходимость исследования немедленно улетучивается. Некоторыми из распространённых сказок, которые мешают этому более глубокому исследованию, являются концепции «здравого смысла» и «само собой разумеющегося».

Мы черпаем аргументацию своего отказа из этих концепций и Хайдеггер говорит:

«Никто не смеет просто так игнорировать настойчивую серьезность этих сомнений. Но кто стоит за этими сомнениями? «Здравый» человеческий рассудок. Он стучит в дверь, за которой скрывается осязаемая полезность, и усердствует против знания о сущности сущего, которое как существенное знание с давних пор называется «философией». Обыденный человеческий рассудок имеет свою собственную необходимость: он утверждает свое право с помощью только ему одному подвластного оружия. Это - ссылка на свои претензии и сомнения как на нечто «само собою разумеющееся». Но философия никогда не сможет опровергнуть обыденный рассудок, так как он глух к ее языку. Она не посмеет пожелать когда-нибудь его опровергнуть, потому что обыденный рассудок слеп, чтобы видеть то, что она открывает взору, созерцающему сущность.

Вот почему мы считаем, что находимся в согласии с обыденным рассудком, поскольку полагаем, что уверены в многообразных «истинах» жизненного опыта и поведения, научного исследования, художественного воображения и веры. Мы сами поощряем сопротивление «само собою разумеющегося» против всякого притязания со стороны сомнения. Поэтому, если уж и должен быть поставлен вопрос об истине, то он требует ответа на вопрос, где мы находимся на сегодняшний день. Хотят знать, как обстоит дело с нами. Вопрошают о цели, которая поставлена перед человеком в его истории и перед историей. Хотят обладать действительной «истиной». Следовательно, опять-таки истиной! Те, которые взывают к действительной «истине», по-видимому, уже все-таки знают, что такое истина вообще. Или же знают об этом «по чувству» или «в общем»? Однако не будет ли такое «примерное» знание и такое безразличие еще беднее, чем простое незнание сущности истины?» [«О сущности Истины», перевод З.Н. Зайцевой, стр. 2-3]

Обычное понимание «Истины»

Хайдеггер писал:

«Что же понимают под «истиной»? Под этим возвышенным и в то же время стертым и тупым словом «истина» имеется в виду то, что делает истинное истинным. Что представляет собою нечто истинное? Мы говорим, например: «Принять участие в осуществлении этой задачи - истинная радость». Мы имеем в виду: это неподдельная, действительная радость. Истинное, это - действительное. Так мы говорим о неподдельном золоте в отличие от фальшивого. Фальшивое золото в действительности не то, чем оно кажется. Оно - только «кажимость» и поэтому недействительно. Недействительное обычно противопоставляется действительному. Но ведь мнимое золото - это также нечто действительное. Поэтому скажем яснее: действительное золото это - настоящее золото. «Действительно» же как то, так и другое, как настоящее золото, так, и не в меньшей мере, и имеющее хождение ненастоящее. Следовательно, истинность настоящего золота не может быть уже оправдана его действительностью. Снова возникает вопрос: что называется в данном случае истинным и настоящим? Настоящее золото это такое действительное, действительность которого согласуется с тем, что мы «собственно» уже заранее всегда понимаем под словом «золото». И, наоборот, там, где мы предполагаем фальшивое золото, мы говорим: «Здесь что-то не то». Напротив же, относительно того, что является тем, «что оно есть», мы замечаем: «Это то. Вещь та». [«О сущности Истины», перевод З.Н. Зайцевой, стр. 4]

Перед тем, как мы продолжим, позвольте мне напомнить то, с чего мы начали нашу тему. Хайдеггер отмечает, что слово «истина» утратило своё значение в нашем языке. Давайте теперь вспомним о том, что мы мусульмане. Мы говорим: «Аллах уль-Хакк». «Истина» в этом предложении относится к другой области, нежели чем то слово «истина», которое мы используем в повседневной речи. Это обыденное слово «истина» уже преграждает нам всякий доступ к «Истине». То, что мы подразумеваем, когда говорим слово «истина» в повседневной речи относится к тому, что в корне отлично от того о чём говорится в предложении «Аллах уль-Хакк». «Хакк» в Исламе относится к Единственному, который скрыт от нас нашими собственными завесами. «Истина» в повседневной речи - это код в «игре согласованности». Согласованности высказывания или утверждения («логос» по-гречески, мы вернёмся к этому слову позже) и сущего, того, о чём идёт речь. Это значит, что не только наше мышление мешает нам в наших поисках истинного мышления, в этом нам мешает также и наш язык. Это ведёт к замешательству.

«Однако слово «истинный» мы относим не только к действительной радости, настоящему золоту, сущему; истинным мы называем не только псе сущее, но истинным или ложным мы называем прежде всего наши высказывания о сущем, которое само по своему характеру может быть настоящим или ненастоящим, выступая в той или иной форме в своей действительности. Высказывание является истинным, если то, что оно подразумевает и о чем говорит, согласуется с вещью, о которой высказывается данное суждение. Также и здесь мы говорим: «Это правильно». Но теперь уже правильно является не вещь, а предложение». [«О сущности Истины», перевод З.Н. Зайцевой, стр. 4]

Всё это значит, что под достижением Истины, вместо «снятия завес» (в до-сократовской или до-философской традиции это звалось «несокрытость», «алетейа» по-гречески), то есть здесь исследователь нуждается в снятии завес для того, чтобы Истина проявилась перед ним, это сменилось на теорию согласованности между утверждением и тем, что мы понимаем как действительность в целом. В первом приближении, «снятие завес» - это то, как мы понимаем Знание в Суфизме и в Суфизме мы находим ясные указания на то, что это значит. Второе, «теория согласованности» - это философия. На протяжении всей истории философии значение того, что понималось как «реальность» в целом (Платон, Аристотель, Декарт, Кант, Лейбниц, Гегель, Шопенгауэр, Ницше выдвигали этому различные определения) менялось, но основная формулировка постановки верного соответствия, как достижения истины, нет. Это привело Хайдеггера к созданию Истории Философии, истории Метафизики, основанной на развитии понимания того, что реальность, против которой выдвигается утверждение, они сравниваются в поиске соответствия. Мы оставим всё это для следующей главы. На этом уровне то, что нам нужно - так это просто понять, что эта теория согласованности, на которую опирается современное мышление, не может достичь Истины. Истина ускользает от такого метода исследования и её никогда не достичь. Поэтому самая суть Знания никогда не будет достигнута. Поэтому это не мышление, или же можно сказать, что оно утратило один из своих элементов.

Глава 3. Логос и Рождение Философии

Введение

Слово «логос» переносит нас в Древнюю Грецию. Древние Греки были исследователями мощной и волнующей умы «идеи». Они исследовали новый тип мышления. Начало этому новому мышлению положило очарование Платона «теорией», «идеей» того, что некто может понять Вселенную умозрительно, через исследование принципов, которые лежат в основе всего многообразия феноменов. Это действительно волнующе.

Но Платон и традиция, которая последовала за ним, пошли по ложному пути, полагая, что некто может получить теорию всего, которая будет описывать даже человеческих существ, а также полагая, что взаимодействие человеческих существ с окружающими их вещами полностью подчинено пусть неявно сформулированной, но определённо наличествующей у них теории составленной об этих вещей. Платон считал, что такое мышление применимо абсолютно ко всем вопросам.

Хайдеггер не выступал против этой «теории» Греков. Он считал её действенной и важной, но ограниченной. Мышление, которое явилось результатом развития очарования теорией и методология, которая стала венцом этой зачарованности - это те вопросы, которые стоят сейчас перед нами. Это радикальное мышление Греков, начало которому положил Платон, оно стало основой современного Западного мышления. Это мышление зовётся Философией.

Наше исследование переносит нас в то время, когда происходили интересующие нас события. Поворотной точкой был Платон, но, несмотря на это, мы называем время, которое предшествовало Платону, как время до-сократиков. Сократ не оставил своих сочинений, мы знаем о нём от Платона. Итак, мы принимаем Платона за начальную точку философии. Что же такое произошло в этой точке, что имело такие глубокие последствия на уровне мышления? Каким оно было, это единичное событие, которое продолжило своё развитие на протяжении последующих 2.500 лет? Что предшествовало этому мышлению, что же оно отбросило? Как происходил этот процесс отказа?

Мы говорим о Ранних Греках как о представителях мышления, которое предшествовало Сократу и о Поздних Греках, как о представителях мышления после Сократа. Последнее - это мышление Философии, так как оно было детально разработано Платоном и Аристотелем, философами. А первое - это мышление Гераклита и Парменида, поэтов (но, тем не менее, не философов).

Алетейа и Ранние Греки

Согласно воззрениям Ранних Греков, человек имеет сокровенную связь с Истиной, его собственная природа берёт своё начало от этой связи и он существует как «ключевая точка, в которой раскрывает себя Истина». В то же самое время человек старается побороть самого себя для того, чтобы позволить Истине воссиять сквозь то, что препятствует её раскрытию. Ранние Греки для обозначения Истины применяли слово «алетейа», которое состоит из отрицательной приставки «а» (не) и глагольной основы «лет», которая значит «забываться», «быть сокрытым». Поэтому Истину можно рассматривать как то, что не-забывается, то, что было открыто или раскрыто.

Благодаря Суфизму, мы легко можем говорить об этом мышлении до-сократиков и легко можем понимать его. Суфии говорили о человеке как о «ключевой точке, в которой являют себя огни» и что эта особая точка

расположена не в мозге, а в сердце. В сердце человека являют себя огни. Человек вовлечён в эти отношения и он не может их избежать. Человек создан с этой особенностью, этой способностью, с помощью которой он может достичь своего Творца. Процесс, проходя через который, человек становится ближе к Аллаху, на языке Суфизма зовётся «снятием завес». «Снятие завес» - это избавление от нафса, от самости. Самость не имеет никакого отношения к познанию. В этом смысле, самость не является инструментом познания, самость не может познать Аллаха. Аллах являет себя самости в процессе её подчинения Ему: когда ты служишь Аллаху, Аллах даёт тебе знания о Себе. Сокрытие Истины очень точно выражается термином «Куфр». Удаление того, что скрывает Истину - это само по себе уже знание.

Конечно, мы не говорим, что поэты-до-сократики были Суфиями. Они ничего не знали об Исламе, они не могут быть Суфиями. Их мышление - это не Суфизм. Мы говорим только о том, что мы лучше подготовлены к пониманию языка до-сократиков, а это является важным для понимания того, что происходило во время Зарождения Философии и после него. Это поможет нам понять, что было упущено из виду, что потеряно, какое отклонение имело место. Это важно для нас. В дальнейшем исследовании до-сократиков мы не нуждаемся. Нам это не принесёт никакой пользы. Нам достаточно Ислама. Хайдеггер уделяет особое внимание двум поэтам: Гераклиту и Пармениду. Он оставил объёмные работы, посвящённые их мышлению. Для нас они представляют только научный интерес и они не имеют никакого отношения к тем целям, которые мы ставили перед собой при чтении Хайдеггера. Для нас достаточно знать их имена, место в хронологии и понимать их отношение к Истине. И всё. Получив представление о подоплёке событий, сейчас мы готовы к пониманию процесса Рождения Философии, во главе которого стоял Сократ/Платон.

Логика и Поздние Греки

Согласно воззрениям Поздних Греков, человек и Истина, они обособлены друг от друга и природа человека берет своё начало от этой обособленности и человек существует как «тот, кто выводит Истину посредством логики». Слово «логика» для нас является ключевым для понимания «обособленности». Здесь «обособленность» значит отворачиваться, отделяться, удаляться от чего-то. В этом смысле «обособленность» есть полная противоположность сокровенной связи, близости, поискам близости. Суфии много говорят о близости (сокровенности) в своих многочисленных письменных источниках.

Выражение «логика» - есть сокращение от греческого «логике эпистеме», что в свою очередь есть «наука о логосе». Здесь логос значит речь, а именно утверждение, заявление. Утверждать - значит говорить что-то о чём-то, например: «это тело тяжёлое», «тот треугольник равносторонний» и т.д. Подобные утверждения выражают определение одной вещи через что-то другое. Мы называем это мышлением, дающим определения. При использовании такого мышления, логика, наука о логосе становится наукой о мышлении.

Для нас здесь является важным то, что это новоявленное мышление базируется на логосе. Все свойства такого мышления и ограниченность полностью определяется привязкой его к логосу. Одним из последствий такого мышления с помощью логоса является то, что Истина начинает пониматься как определение одного через другое. Это определение подразумевает, что тот, кто даёт это определение, достигает соответствия, верности, согласованности, того, что мы обычно понимаем под верностью утверждения.

Хайдеггер пишет:

«Логос может быть соответствующим действительности и не соответствующим ей, истинным или ложным. Каждое утверждение или логос обязательно либо истинен, либо ложен». [«Метафизические основания логики в изложении Лейбница», приводится по английскому переводу]

Логика Греков несла с собой новое понимание Истины, то, что изменит весь дальнейший ход истории. Истина согласно логике - это теория согласованности. Она уже больше не не-сокрытость (алетейа). В новых отношениях по-новому расставлены приоритеты: в них тон задаёт Я [тот, кто утверждает] и Я обращаюсь к действительности [объекту, о котором говорю]. В предыдущем подходе же не так, Истина [, она обращается к нам и] являет себя нам.

Мышление в форме утверждений - это всегда мышление о «чём-то». Его нельзя использовать для мышления о «ничто». Это выражение «размышлять о ничто», оно является неясным. Во-первых, оно может значить «не думать». Но «думать» не может значить «не думать». Поэтому мышление должно всё сводить к мысли, включая и «ничто» (которое не может быть логосом; отсюда и логическое «Бог есть ничто»), должна свести его к чему-то. Это «что-то» - это то, о чём можно подумать и что можно выразить через логос. То, что не может быть выражено через логос, о нём размышлять нельзя. Это уже накладывает свои ограничения на то, что мы можем понять, используя такое мышление, то есть мы не можем понять всё то, что нелогично.

Когда нет понимания этих ограничений, логика пытается прыгнуть выше головы и претендует на то, чтобы быть применимой ко всем вопросам без исключения. На практике же получаем, что «всё» сведено, уменьшено до того, что можно понять логическим путём. Истина - первая жертва такого подхода. Истина уже не рассматривается как алетейа, а рассматривается как теория соответствия: если утверждение соответствует действительности, тогда оно истинно. Не имеет никакого значения, имело место это соответствие до факта утверждения или наступит после, не имеет значения, что такое соответствие - это только отдельный факт действительности, всем этим пренебрегают и эти вещи не влияют на верность утверждения. Когда впоследствии философы (схоласты) занимались исследованием этого зачаровывающего мышления, они применяли его для «понимания» Господа. Господь, неизбежно, для того, чтобы возможно было воспользоваться таким мышлением, был сокращен, сведён к «чему-то» (логическому). Поэтому никогда не размышляют о Господе, а размышляют о концепции Господа. Проблема здесь заключается в том, что в результате того, что логика претендовала на применимость ко всем вопросам без исключения, получилось то, что перед тем, как быть осмысленным «всё» должно быть сведено к «чему-то».

Хайдеггер пишет:

«Как наука о мышлении в целом, логика просто не рассматривает мышление, как мышление о том или ином объекте с теми или иными свойствами. Она не уделяет внимания таким особенностям как, например, то, чем является тот объект, к которому обращено мышление и какой он, этот объект. Но это пренебрежение особым содержанием и формой существования вещи, к которой обращено мышление, ни в коей мере не означает, что мышление в общем случае ни на что не направлено. Это просто значит, что объект мышления не имеет значения, до тех пор, пока объект, как таковой, как «нечто» предстаёт перед нашим взором. [«Метафизические основания логики в изложении Лейбница», приводится по английскому переводу]

Определение того что же является этим «нечто», тем, что может быть осмыслено посредством логики на протяжении истории будет эволюционировать, создавая то, что Хайдеггер определяет как историю бытия или историю философии. Метод будет оставаться греческим, но определение «бытия чего-либо» или просто «бытия», того, что может быть осмыслено, оно со временем будет меняться. Правила мышления, которые вытекают из этой системы «соответствий» на протяжении всего времени будут оставаться неясными. Это отсутствие ясности есть то, что преграждает путь систематизации этого мышления в поисках ясности (фактически эта систематизация будет ещё большим отдалением от Истины) и это тот базис, основываясь на котором, мы можем говорить об истории (как эволюции) философии. Логика, основной толчок к развитию которой дали Платон и Аристотель, оформилась в академическую дисциплину только в Стое (Стоики) в последних веках до нашей эры. Столетия спустя, с появлением Канта (и Лейбница), истинного отца современной науки, стиль греков всё ещё сохранялся. Хайдеггер приводит следующую цитату из Канта:

«Эта логика, уже начиная с самых ранних времён, следует по этому надежному пути, и это может быть доказано тем, что, начиная с Аристотеля, не было никакой нужды возвращаться ни на шаг назад, разве только, конечно, нам не хочется считать за улучшения устранение определённых бесполезных тонкостей или более ясное изложение этого признанного учения, те особенности, которые свидетельствуют, скорее, об элегантности, чем о косности пауки. Также необходимо отметить, что на сегодняшний день логика не способна продвинуться ни на шаг и таким образом все её проявления - они исчерпаны и объединены в единое тело доктрины. Эта логика должны была стать успешной благодаря преимуществу, которым она полностью обязана накладываемым ею ограничениям, при помощи которых возможно оправдать её абстрагирование, и действительно, ей возможно преступить закон и действовать таким образом - из совокупности всех объектов познания и их многообразия, оставляя понимание «ничто», иметь дело с самой сущностью и её формами». [«Метафизические основания логики в изложении Лейбница», приводится по английскому переводу]

Сам Кант, пройдя сквозь сплошные дебри неясности и неопределённости, сделал шаг, который оказался первым шагом вперёд в философской логике со времён Платона и Аристотеля. Но Кант не отказался от логики, он был реформистом логики, был новым философом. То событие, которые мы называем Рождением Философии, оно являет себя нам сегодня с той же энергией и притягательностью, что и при первом знакомстве людей с ним. Это событие, Рождение Философии - оно всё ещё здесь, рядом с нами посредством современной науки, по плану которой и был создан «наш сегодняшний мир».

Заключение

Рождение Философии представляет собой создание мышления, которое изменило отношение к Истине и замутнило наше понимание Истины. Результатом такой трансформации стало то, что знание перестало пониматься как раскрытость, но стало пониматься как теория согласованности логоса. Эта трансформация изменила понимание человеком самого себя. Сокровенные отношения, которые связывали ищущего с Истиной, в которых ищущий был «ключевой точкой, в которой являет себя истина», превратились в отношения чего-то обособленного друг от друга и такие отношения отдалили исследователя от Истины и теперь исследователь является «тем, кто выводит Истину посредством логики». Это было отправной точкой для Рождения философии. Наша критика философии не означает, что мы говорим, что такое мышление - оно бесполезно. Наша критика заключается в том, что мы говорим, что такое мышление - оно ограничено. Недостаток понимания этой ограниченности является опасным явлением. Претензии на применимость во всех вопросах является опасным.

Это явление появилось в Греции, но вышло за рамки греческой культуры, очаровало Запад и приняло там форму нового мышления, Западного мышления, то есть философии. То мышление, которые исследовали Древние Греки, оно оформилось в мышление, которое впоследствии будет известно как современная наука. Мы живём в мире, на котором лежит отпечаток того явления, которое имело место 2, 500 лет тому назад. Для нас важно знать об этом, если мы хотим понять мышление, которое преобладает в современном мире.

Философия Ранних Греков и Ибн Рушд

Мы хотели бы немного отвлечься от нашего обсуждения работ Хайдеггера и обратить ваше внимание на интересное событие в нашей истории связанное с фигурой Ибн Рушда.

Христианство, эта тёмная религия, относилась с пренебрежением и уничтожала мышление Греков. Греки были почти забыты на Западе. Ислам же, напротив, взаимодействовал с Греками, что имело как хорошие, так и плохие последствия. Самым знаменитым примером такого взаимодействия является спор, который имел место между аль-Газали и Ибн Рушдом. Аль-Газали написал книгу «Непоследовательность Философов» («Тахафут аль-Фаласифа»), на которую Ибн Рушд ответил «Непоследовательностью в непоследовательности» («Тахафут аль-Тахафут») [книга озаглавлена высказыванием относительно книги аль-Газали].

Предметом спора являлись сочинения Ибн Сины, который объединил некоторую часть учения неоплатоников, происходившее в первую очередь от Плотина (через Аристотеля и Проклуса) с некоторыми элементами верований персов. Ибн Сина пытался объединить все аспекты науки и религии в великом метафизическом учении. И аль-Газали, и Ибн Рушд обрушились на него с критикой. Каждый по-разному, но в обоих случаях критика была верной. Аль-Газали просто отрицал всякую применимость греческого мышления с чисто Исламской точки зрения. Ибн Рушд также не соглашался с Ибн Синой, но он, в свою очередь, распахнул двери этому мышлению, он показал, что это мышление применять можно, но при условии, что наличествует понимание его ограниченности. Ибн Рушд, известен как исламский философ, но на самом деле он не был философом (Ибн Сина - он был философом), но он распахнул двери философии. Ибн Рушд написал книгу «Убедительное изложение и разъяснение совместимости Религиозных Законов и Философии», где он рассмотрел границы применимости философии с точки зрения абсолютного превосходства Откровения. К сожалению, тот расцвет наук, который случился с приходом Мурабитун (, а Ибн Рушд был одной из главных составляющих Мурабитун,) в Андалусии был постепенно сведён на нет чудовищным неприятием его со стороны Мувахидун. Наследие Ибн Рушда было украдено у нас и то, что не выходили его переводы - это стало преградой для «нового открытия» Греков на Западе, но, вне всяких сомнений, он стоял на позициях полного верховенства Откровения и Шари'а. Наш шанс возглавить науку, придерживаясь рамок Шариата был утерян и нам уже никак этого не вернуть.

Здесь нет повода для огорчения. Сегодня взгляды Ибн Рушда могли бы нам помочь совсем немного. Философия Аристотеля была введена в научный обиход через работы Декарта, Лейбница, Канта и других, о которых Ибн Рушд вообще ничего не мог знать. В этом смысле прав аль-Газали. Но мне больше нравится Ибн Рушд, потому что он предвидел тот потенциал, который появляется, когда вы осознаете границы применимости логического мышления. Мы в долгу перед собой, мы должны снова поднять эту тему и установить правила игры снова. Это - задача нашего поколения.

Глава 4. Человек и гуманитарные науки

Введение

Темой данной главы будет человек. Понять что такое человек - это значить понять самый важный вопрос в мире. В этом мире ничто не может сравниться с ним по значимости. Человек одновременно является и частью этого мира и тем, кто стремится познать его. Понять что такое человек - это фундаментальная задача, решение которой необходимо для понимания мира в целом. Если нам не удаётся понять чем является человек - это значит, что нам не удаётся понять весь мир. Хайдеггер утверждает, что философская традиция неверно характеризует и толкует человеческое существо. Поэтому, в качестве первого шага в своём проекте, он предпринимает попытку выработать свежий анализ того, что значит быть человеком. Очевидно, что результаты этого предприятия, если они являются верными, являются важными для каждого, кто хочет понять, чем же на самом деле является он или она. Выводы Хайдеггера потому являются наиважнейшими для гуманитарных наук, и это для них должно быть очевидно, потому как некто может понять что-то только в том случае, если у него есть точное описание того, что он хочет понять. Поэтому, к примеру, если кто-то понимает человека как «разумное живое существо», которое решает проблемы и действует, основываясь на верованиях и желаниях, что стало традиционным после Аристотеля, то за этим последует развитие теорий, которые описывают разум, описывают принятие-решения, следование-правилам и т.д., для того, чтобы «глубже понять» данный тип существования. Но если такое описание человеческого существования является поверхностным, то тяжёлая работа, поделанная для «более глубокого понимания» становится тщетной.

Значение Dasein

Хайдеггер, будучи не удовлетворённым философским определением человека, находит новый термин «Dasein», который обозначает ту действительность, которой мы являемся. Вспомним, что до-сократики смотрели на человека как на «ключевую точку, в которой раскрывает себя Истина» и что с приходом философии человек становится «тем, кто выводит Истину посредством логики». Для Поздних Греков определением человека было «зоон логон эхон», что традиционно понимается как «разумное живое существо». Основной характерной чертой человека здесь признаётся наличие у него разума. Хайдеггер видит в этом определении проблему и пытается «вернуться» к до-сократовскому сокровенному отношению к Истине, через наречение человека новым именем: «Dasein». Дословно «Dasein» можно перевести как «присутствие». Dasein - это «ключевая точка, в которой являет себя бытиё». «Dasein» рассматривается как свечение (lichtung) раскрывающего себя Бытия. Это определение ближе первого к до-сократовскому взгляду на человека. Осмысление «Dasein» представляет собой Конец Гуманизма.

Хайдеггер пишет:

«Проблематика греческой онтологии, как и всякой онтологии, должна брать свою путеводную нить из самого присутствия («Dasein»). Присутствие («Dasein»), т.е. бытие человека, в расхожей равно как в философской «дефиниции» очерчено как «зоон логон эхон», живущее, чье бытие сущностно определяется способностью говорить. «Легейн» остается путеводной нитью при выявлении бытийных структур сущего, встречающего поскольку мы с ним и о нем говорим.» [«Бытиё и время», пар. 6 «Задача деструкции истории онтологии»]

Фраза «зоон логон эхон» является отправной точкой исследования. Традиционно она переводится как «разумное живое существо» на том основании, что логос связан с разумом, способностью размышлять. Хайдеггер, тем не менее, отмечает, что «логос» происходит от того же корня, что и «легейн» (говорить, держать речь); он устанавливает, в свою очередь, что «легейн» связано с «noeis» (познавать, быть осведомлённым, знать) и призывает обратить внимание на тот факт, что тот же самый корень мы обнаруживаем и у прилагательного «диалектос» (диалектический). Он толкует «логос» как «речь» или «дискурс». То есть определение человека как «разумного животного» берёт своё начало в Греции. Это определение будет меняться на протяжении истории Философии, всё более отдаляясь от воззрений до-сократиков. Следующей, ключевой для нас, отправной точкой является Декарт. Картезианская интерпретация природы мира оказало настолько сильное влияние на формирование всей системы современных взглядов и понимания [окружающего мира], что Хайдеггер считал необходимым подробно рассмотреть её. К тому же, на этом фоне проясняются намерения самого Хайдеггера и подобное рассмотрение делает более лёгким понимание его революционного подхода.

Для Декарта единственный и подлинный доступ к миру есть способность познавать, познание, intellectio, а именно в смысле математически-физического познания; это путь познания сущего, который во всякое время может быть уверен в надежном имении бытия схваченного им сущего.

Хайдеггер так описывает подход Декарта: «Математическое познание расценивается как тот способ постижения сущего, который во всякое время может быть уверен в надежном имении бытия схваченного им сущего. Что по своему способу бытия таково, что удовлетворяет бытию, становящемуся доступным в математическом познании, ЕСТЬ в собственном смысле». [«Бытиё и время», пар. 21 «Герменевтическое

обсуждение Картезиевой онтологии «мира»»].

Декарт диктует миру то, каким он должен быть, каким оно должно быть способом бытия. Современный дуализм природы и умы со всеми проблемами, которые он породил прослеживается к Картезианскому различению «res extensa» (мира) и «ego cogito». Для Декарта определение «res extensa» основано на идее субстанциональности. Хайдеггер пишет:

«Идея бытия, к которой восходит онтологическая характеристика res ехtensa, есть субстанциальность. Per suhstantiam nihil aliud intelligere possumus, quam rem quae ita existit, ut nulla alia re indigeat ad

existendnm. Под субстанцией мы не можем понимать ничего другого как сущее, которое есть так, что оно, чтобы быть, не нуждается ни в каком другом сущем. Бытие «субстанции» характеризуется через ненуждаемость». [«Бытиё и время», пар. 20 «Основания онтологического определения «мира»]

Также:

«В исторической ориентировке прицел экзистенциальной аналитики можно пояснить так: Декарт, кому приписывают открытие cogito sum как исходной базы новоевропейского философского вопрошания, исследовал cogitare своего ego - в известных границах. Напротив sum он оставляет полностью неразобранным, хотя оно вводится с той же исходностью что и соgito. Аналитика ставит онтологический вопрос о бытии этого sum.» [«Бытиё и время», пар. 10 «Отграничение аналитики присутствия от антропологии, психологии и биологии»]

Декартово «ego cogito» даёт начало субъективистскому подходу, основываясь на котором, начинает приобретать вполне реальные очертания наука. Этот подход подразумевает видение человека, которое контрастирует с Dasein Хайдеггера.

Характеристика Dasein

Хайдеггер считал, что определение греческих философов представляет собой некое отклонение. Потому как наш язык находится во власти философии, применяемое в настоящее время слово «человек» осквернено метафизикой. Это послужило причиной создания нового слова: Dasein.

Хайдеггер даёт этому новому имени две характеристики:

«Сущее, анализ которого стоит как задача, это всегда мы сами... Две намеченных тут черты присутствия (Dasein) - во-первых, приоритет «existentia» перед essentia и затем свойство всегда-моего...» [«Бытиё и

время», пар. 9 «Тема аналитики присутствия»].

Основываясь на этих двух характеристиках, Хайдеггер развёртывает свою критику гуманитарных наук.

Во-первых, рассмотрим «приоритет «existentia» перед essentia. Это предложение есть отказ принять эссенциализм, как базис, на котором основывается понимание актов человека, через отстаивание того, что в действительности человеческие акты не могут представляться как концепция уже только потому что эти действия «экзистенциальны». Во-вторых, то, что Dasein всегда-мой. Это отказ принять переосмысление индивидуальности человека, которая в каждом из нас присутствует через Dasein.

Эти две темы связаны, так как исследование сущности человека подразумевает рассмотрение человека и его актов как объект или предмет. Этот «предмет», который подвергают осмыслению философы, есть не человек, а концепция человека. Хайдеггер видит в этом фундаментальную проблему, потому что неверное понимание того, чем является человек, ведёт к ограничению и лишению его свободы. Последним важным выводом, который вытекает из революционного мышления Хайдеггера, является то, что результатом создания метафизики человека стала деперсонализация человека, которая ведёт к его ущемлению. Хайдеггер анализирует эту проблематику на примере Шелера. Шелер говорил: «Человек - это не вещь, не субстанция, не объект». Обратимся к Хайдеггеру:

«Личность по Шелеру никогда нельзя мыслить как вещь или субстанцию, она «есть скорее непосредственно сопереживаемое единство переживания, - не какая-то всего лишь мыслимая вещь позади или вовне непосредственно пережитого». Личность не есть вещное субстанциальное бытие. Далее, бытие личности не может сводиться к тому, чтобы быть субъектом разумных поступков известной законосообразности. Личность, но вещь, не субстанция, не предмет». [«Бытиё и время», пар. 10 «Отграничение аналитики присутствия от антропологии, психологии и биологии»]

И то же самое Шелер относит и к актам человека: «Шелер говорит о личности, он формулирует также для актов: «Но никогда поступок не есть также и предмет; ибо к существу бытия поступков принадлежит быть переживаемыми только в совершении и данными в рефлексии». [«Бытиё и время», пар. 10. «Отграничение аналитики присутствия от антропологии, психологии и биологии».]

Хайдеггер добавляет к этому:

«Акты суть нечто непсихическое. К существу личности принадлежит, что она экзистирует лишь в совершении интенциональных актов, она таким образом сущностно не предмет. Всякая психическая объективация, стало быть всякое принятие актов за нечто психическое идентичны деперсонализации.»

[«Бытиё и время», пар. 10, «Отграничение аналитики присутствия от антропологии, психологии и биологии»].

Сейчас, давайте осмыслим значимость радикального видения Хайдеггера. Поиски адекватного мышления, которые предпринимались философами со времён Декарта, Спинозы и Лейбница основывались на видении человека как разумного существа. Но объективация человека достигнута только Кантом через исследование «объективного». «Объективное мышление», основа современных гуманитарных наук, вместо того, чтобы разрешить проблему адекватного мышления заточает человека в клетку его собственных мыслей. Задача, которую решает Хайдеггер - это сломать эту клетку.

Когда современные экономисты рассматривают реального человека, они ставят себя на позицию объективного наблюдателя. Например, сидя за своим столом, экономист обнаружил, что население Мельбурна съело в прошлом году 25 тонн картофеля. Для него нет ничего проще чем, произведя некоторый анализ информации, убедиться в том, что объективно это «истина». Дальше он решает вмешаться. Он запросто может решить: «Если мы закупим картофель заранее, да ещё и оптом, то сможем сэкономить деньги наших граждан». Другие могут согласиться с этой прекрасной идеей. Для нас не важно, возможно это на самом деле или нет, но нам важно то, что такие умозаключения будут рассматриваться как «научный подход». Желание вмешаться становится опасным, если этот экономист наделён полномочиями решать подобные «проблемы». На самом деле это не жители Мельбурна съели 25 тонн картофеля. Это было множество отдельных людей, у каждого из которых есть своё имя и свободная воля, которые планировали и пополняли свои запасы, основываясь на множестве различных факторов, факторов, которые не могут быть учтены цифровыми показателями. Такая индивидуальность не может быть учтена той объективной информацией, которую собирает экономист. Такая индивидуальность скрыта от так называемой объективной информацией.

Экономисты выполняют подобные операции при анализе НДС, инфляции, оценке рисков, страховании и т.д. Желание вмешаться в развитие дел прекрасно обосновывается через желание «разрешить какую-либо проблему». По большому счёту, МВФ и Всемирный Банк решают проблемы, обосновывая свои действия на подобном этому анализу доступной им информации.

Для нас здесь важно понять, что имеющаяся у них объективная информация не есть реальность. В действительности их «тщательная» подборка информации есть только информация. Реальность такова, что человек ничего не знает об НДС, балансе и отчётности экономистов. Его реальность - она только «его» и его акты - они «есть», когда «он» их совершает. Деперсонализация человека не является результатом того, что экономист принимает «плохие» решения. Не важно, принимает он «хорошие» или «плохие» решения - это никак не влияет на то, что мышление экономиста базируется на «объективном мышлении». На том «объективном мышлении», которое наделяет смыслом существование экономистов; и это объективное мышление, которое является основой деперсонализации людей, подвергаемых анализу.

Кроме того, это опасное мышление не останавливается на этом. Эта объективация человека и его актов влияет на общение человека с другими людьми, влияет посредством языка и тех возможностей, которые ему предоставляет язык. Объективация влияет на то, как человек понимает и толкует свой опыт через популяризацию и искажение таких слов как «факты», «цена», «собственность». Мы разберём это детально в следующем разделе. Сейчас важна сама постановка проблемы. Хайдеггер пишет:

«..., а язык вообще износился и истрепался, став этаким неизбывным, но при этом бесхозным и произвольно применяемым средством взаимопонимания, таким же безразличным, как общественные средства передвижения, как трамвай, в который любой может войти и выйти. Любой человек беспрепятственно и прежде всего безнаказанно, не задумываясь, говорит на языке и пишет. С этим ничего не поделаешь. И только немногие еще в состоянии осмыслить отчуждение и отрыв нынешней сиюбытности от языка во всей его шири». [«Введение в метафизику», пар. 16 «Фактичность факта забвения бытия как собственная основа нашего отчуждения от языка»]

Критика гуманитарных наук

Хайдеггер называет изучение Dasein экзистенциальным анализом Dasein и объясняет, чем его учение отличается от антропологии, психологии и биологии.

Хайдеггер:

«После первой позитивной разметки темы разыскания ее воспретительная характеристика остается все еще нелишней, хотя соображения о том, чего не следует делать, легко становятся неплодотворными. Надлежит показать, что прежние нацеленные на присутствие постановки вопроса и разыскания, без ущерба для их предметной результативности, мимо собственной, философской проблемы промахиваются; что они тем самым, пока они упорствуют в этом промахе, не вправе претендовать на способность вообще достичь того, к чему по сути стремятся. Отграничение экзистенциальной аналитики от антропологии, психологии и биологии относится только к принципиально онтологическому вопросу. «Научно-теоретически» они неизбежно недостаточны уже просто потому, что научная структура названных дисциплин - не скажем «научность» работающих над их развитием - сегодня целиком и полностью проблематична и нуждается в новых стимулах, долженствующих возникнуть из онтологической проблематики.» [«Бытиё и время», пар. 10, «Отграничение аналитики присутствия от антропологии, психологии и биологии»].

Хайдеггер говорит о том, что фундаментальная проблема науки заключается в лежащей в её основе метафизике (онтологии), которую он характеризует как забывшую о Бытии [Vergessenheit]. Что есть Бытиё? Бытиё - не есть сущее, это то, благодаря чему существует всё сущее; то, что единственно Едино и что единственно есть Истина. Эта тема о забытьи относительно Бытия является ключевой для понимания критики Хайдеггером гуманитарных наук. Что является противоположностью забытью? Поминание или осознавание.

Хайдеггер:

«Указанием на отсутствие в антропологии, психологии и биологии однозначного, онтологически достаточно обоснованного ответа на вопрос об образе бытия этого сущего, которое есть мы сами, никакого суждения о позитивной работе этих дисциплин не вынесено. С другой стороны однако надо снова и снова доводить до сознания, что эти онтологические основания никогда не могут быть гипотетически выведены из эмпирического материала, что они напротив всегда уже «присутствуют» и тогда, когда эмпирический материал просто еще собирается. Что позитивное исследование этих оснований не видит и принимает их за самопонятные, не доказательство тому, что они не лежат в основании и не в более радикальном смысле проблематичны, чем способен быть любой тезис позитивной науки». [«Бытиё и время», пар. 10, «Отграничение аналитики присутствия от антропологии, психологии и биологии»].

Хайдеггер выступает против притязаний естественных наук на то, что они способны обеспечить всякому познанию подробное концептуальное основание. Место «ego соgitо» занимает реальный Dasein, который рассматривается как свечение (Lichtung) раскрывающего себя Бытия - это не абсолютный субъект, но Бытиё есть основа основ всяких уложений. Для Хайдеггера реальное - это такое состояние человека, в которое ему необходимо привести себя для того, чтобы Бытиё раскрыло себя. Такое состояние он называет «подлинностью». Когда человек является подлинным, он может видеть, он может понимать. Истина всегда здесь и она говорит с человеком и всё, что он должен делать - так это раскрыть себя (снять с себя завесы). Это задача, которая стоит перед подлинностью. Из чего состоит подлинность? Подлинность - это поминание или осознавание (как противоположность забытью) Бытия (здесь мы можем сказать Истины) а также то, что Хайдеггер называет «бытиё к смерти» (Хайдеггер называет это «zu-Tod»). Человеку, чтобы быть подлинным необходимо помнить об Истине и о смерти. Хайдеггер говорит, что Dasein (присутствие) достигает целости в смерти, когда оно утрачивает своё «вот»:

«Достижение целости присутствия (Dasein) в смерти есть одновременно утрата бытия его вот». [«Бытиё и время», пар. 47 «Опыт смерти других и возможность охвата целого присутствия»]

Также:

«Бытие истины стоит в исходной взаимосвязи с присутствием (Dasein). И лишь поскольку есть присутствие (Dasein) как конституированное разомкнутостью, т.е. пониманием, нечто подобное бытию способно быть понято, возможна бытийная понятность.

Бытие - не сущее - «имеется» лишь поскольку есть истина. И она есть лишь поскольку и пока есть присутствие (Dasein). Бытие и истина «существуют» равноисходно.»[«Бытиё и время», пар. 44 «Присутствие, разомкнутость и истина»]

Сейчас мы можем оставить Хайдеггера и совершить скачок на нашу, родную нам территорию. Для Суфиев то, что удаляет завесы (то, что создаёт свечение) - это не аналитический или научный взгляд на творение, а поминание/зикр Аллаха (Истины) во всех состояниях; и то, что утверждает человека в его пути - поминание смерти. Во-первых, всегда, когда вы видите этот мир, вы должны делать зикр: это необходимое условие для того, чтобы знать. Во-вторых, Сахаба имели обыкновение повторять: «Смерть, смерть». Это потому что смерть наделяет смыслом наше существование. Для Куффар смерть есть нечто биологическое, есть знак конца. Для нас смерть едина с нашим присутствием и нашими отношениями с Аллахом. Поминание есть для нас знание, в противоположность тому, что у куффар знание есть наука и факты. Другим аспектом подлинности Хайдеггера является Забота (Sorge). Человек приходит к раскрытию сущего через заботу. Человек уже больше не наблюдатель, он «тот, кто проявляет заботу». Его цель - заботиться. И в процессе заботы он наблюдаем, он не является больше наблюдателем.

Эссенциализм как экономика

Наукой, предметом изучения которой является хозяйственная деятельность человека, и которая претендует на то, чтобы эта значительная часть нашей жизни регулировалась в соответствии с её принципами, является Экономика. Мы хотели бы немного рассказать о том, почему необходимо отвергать подобные притязания Экономики. Мы хотели бы решить эту задачу через анализ двух понятий. Эти два понятия являются ключевыми для понимания коммерческих сделок. Эти дна понятия: «собственность» и «стоимость».

Собственность

Мы начнём с фразы «возможно признавать наличие акта только в его выполнении». Этой фразой мы постановили, что истина бытия, назовём его собственником, имеет право распоряжаться своей собственностью. Если некто зовётся собственником, но он не может распоряжаться своей собственностью, то это значит, что здесь допущена ошибка и собственник не может называться этим именем.

Давайте рассмотрим концепцию «миноритарного владения» в экономике. Согласно той теории, на которой основана концепция владения акциями, и соответственно на которой основана вся идея Фондового Рынка, собственность может быть выражена через право голоса. Поэтому один человек или группа людей, которые «владеют» 49% акций (или менее) являются миноритариями. В свою очередь тот человек или группа людей, которые «владеют» 51% акций (или более) являются мажоритариями. Эти обе категории мы называем «собственниками». Хотя только мажоритарии могут распоряжаться собственностью. Миноритарии хотя и зовутся собственниками, не имеют возможности управлять собственностью. По сути говоря, миноритарии не являются собственниками. Только мажоритарии являются собственниками. Миноритарии только мыслятся как собственники, потому как у них есть кусок бумаги, который «закрепляет» за ними такой титул.

В экономике данная тема не признаётся важной. Важным для них является только готовность человека подписать контракт. А этот контракт считается действительным уже, потому что подписан обеими сторонами по доброй воле. Согласно экономике это есть истина. Проблема здесь заключается в том, что, применяя этот подход, (согласно которому также было узаконено ростовщичество) мы забываем об истинной природе «собственности». Для нас становится важным то, что написано на бумаге, что вы являетесь собственником, а не то можете вы распоряжаться вашей собственностью или нет.

Конечно, это открывает путь мошенничеству. Как это хорошо известно, на Фондовой Бирже мажоритарный пакет акций - это только техника контроля. Просто контроль маскируют под этой концептуальной идеей собственности. Давайте приведём такой пример:

Мистер Максвелл покупает 50% плюс одну акцию компании А. Можно сказать, что он владеет 0.5 компании А. Это даёт ему право контролировать (по сути, владеть) компанией А. Теперь он использует капитал компании А для покупки 50% плюс одной акции компании В. Это также позволит мистеру Максвеллу контролировать компанию В. Но получается, что он владеет 0.5*0.5=0.25 (1/4) объединённой компании. Теперь он использует капитал компании В для покупки 50% плюс одной акции компании С. Он будет контролировать все эти компании, хотя у него теперь будет всего лишь 0.5*0.5*0.5=0.125, то есть 1/8 объединённой компании. Процесс может повторяться n раз и в конце мистер Максвелл будет владеть только 1/2 от 1/2 от 1/2 (и так n раз) акций объединённой компании. В объединённой компании мистер Максвелл как бы миноритарий, но именно он контролирует всю компанию. Это мошенническое использование концепции «миноритарного владения» встречает повсеместно на Фондовом рынке. Она основана на «концепции» собственности, которая отвергает действительную собственность. Результатом этого является то, что миноритарные владельцы эксплуатируют тех, кто подписал фальшивый договор о передаче собственности. Согласно этому договору они не только лишены прав собственности, они лишены прав как пайщики, ведь все те, кто лишены прав, они являются пайщиками.

В Исламе быть собственником значит распоряжаться собственностью. В совместном владении все сособственники являются собственниками. У них у всех одинаковый статус, вне зависимости от имеющихся у них на руках акций. Только прибыль полученная компанией распределяется пропорционально. В этом смысле, Законы Ислама охраняют действительную собственность, потому как не может быть иначе.

Стоимость

Так же как и собственность толкуется как концепция, так и стоимость неверно толкуется как психологическая концепция.

В Исламе стоимость толкуется в сущности как меновая стоимость или цена. Кади Абу Бакр в определении риба говорит: «Риба есть всякое незаконное увеличение в соотношении стоимости продаваемых товаров и встречной цены [приобретаемых товаров]». Отсюда ясно, что в коммерческих сделках цена остаётся одной и той же.

Фердинандо Гальяни в своей работе «Делла монета» (1750) был первым экономистом, который отметил, что меновая стоимость является субъективной: субъективная стоимость. Он утверждал, что баланс между стоимостью одной вещи и другой, есть идея в уме человека. Говоря другими словами, стоимость товара устанавливается через психологическую оценку, которая происходит в умах двух сторон. Каждая из них устанавливает более высокую психологическую стоимость товара, которого он получает, чем цена товаров, которые он отдаёт. В противоположном случае, никто из них не имел бы мотивации совершить сделку. Психологическая цена задавила меновую стоимость. Ценовая концепция эссенциализма задавила действительную цену.

Джереми Бентам, используя подобный субъективистский подход, мог легко приводить доводы в пользу ростовщичества в своей книге «Защита ростовщичества» (1780), потому как для него все коммерческие сделки являются неравнозначными. Он говорит, что цена является субъективной и поэтому будет различной для обоих сторон - всё как при ростовщичестве. Исключив из рассмотрения сущностный аспект цены, цена больше не рассматривается как человеческий акт; теперь она рассматривается как концепция в уме человека. В итоге Бентам приходит к такому заявлению, что «Торговля подобна ростовщичеству». А Аллах предостерегает нас в Коране от тех людей, которые говорят, что: «Торговля подобна риба». Конечно, такая перемена смысла открывает путь мошенничеству. Мошенничество есть абсолютная доминация ростовщичества над торговлей, результатом которой является то, люди терпят убыток и нещадно эксплуатируются. Это мы можем видеть по всей планете. Проблема коренится в утверждении того, что «Торговля подобна риба», которое возможно только тогда, когда цену перестают понимать как акт человека, и начинают понимать как психологическую концепцию. Теперь мы можем понять, что имел ввиду Хайдеггер, когда говорил о «приоритете «existentia» перед essentia». Противоположностью этого является закабаление человека и заточение его в клетке выдуманных им самим фантазий.

Рассмотрение Экономики требует многочисленных комментариев, но мы ограничимся только этими проблемами. Для нас важно знать о них и продвигаться далее в понимании нашего мира и нашего Дин. В заключении мы можем сказать, что та концепция относительно человека, которую используют гуманитарные науки, она является ложной, потому что человека нельзя свести к концепции. Факт того, что экономисты отвергают данное утверждение, только доказывает, что они слепы и не видят других путей. Если позволить подобному мышлению управлять миром, то человечество будет рабом, заточённым в клетку своих собственных мыслей. Это то, что мы имеем сегодня. Ислам - единственное решение этой проблемы.

Из этого вытекает, что идея Исламской Экономики, результатом которой являются Исламское банковское дело, Исламская Фондовая биржа, Исламское страхование, Исламская инфляция и т.д. - это просто непонимание самой сути и Ислама и Экономики.

Пусть Аллах дарует нам правильное руководство для понимания Его Указаний и пусть они будут исполнены здесь и сейчас. Амин.